Желтая долина, или Поющие в терновнике 4

Да, это была она, его возлюбленная, Джастина… Он обожал ее, он страстно желал ее больше всего на свете.

– Не здесь, – сдавленно прошептала она, – не здесь, Питер…

Трясущимися от страсти и волнения руками она открыла машину и рухнула на переднее сидение. Включила зажигание.

Питер, подойдя к ней, мягко сказал:

– Дай-ка мне…

Она послушно пересела.

Взревел мотор, и автомобиль медленно покатил по пустынным улицам Оксфорда. Когда он доехал до городской черты, Джастина коротко приказала:

– Остановись.

Она молча открыла дверь и, обойдя вокруг машины, подошла к сидению водителя.

– Дальше поведу я.

Питер не стал перечить. Он только порывисто прижал к себе Джастину, однако она вновь повторила:

– Не здесь…

Автомобиль, постепенно набирая скорость, понесся по ярко освещенному шоссе.

– Куда мы едем? Она улыбнулась.

Когда машина доехала до развилки и свернула направо, Питер понял, что они направляются в придорожный мотель…

Они взяли ключ, заполнили какие-то бланки и, ускоряя шаг, пошли наверх, в свой номер, ключи от которого им отдал портье.

Едва только Питер вошел и повернул в замке ключ, как Джастина бросилась к нему, увлекая на кровать…

… От наслаждения Джастина едва не теряла сознание; она вновь ощущала себя на вершине блаженства. От пьянящих поцелуев, от сладостных прикосновений Питера, от его ласк она была в экстазе. Она целовала его, а руки ее скользили вдоль тела, заставляя Питера еще сильнее вздрагивать и трепетать.

Теперь Джастину больше не мучили тревоги и сомнения. Нет, она не допустит разлуки с любимым. Никогда. А Лион… Сейчас она не хотела думать о нем – не хотела и не могла.

Питер приподнялся на локте и стал жадно целовать Джастину в ее роскошную грудь. Жесткие шершавые губы ползали по ее коже – такие волнующие, такие жадные, и от одного только их прикосновения у Джастины все сладко замирало внутри…

Джастина зарылась лицом в его грудь. От мимолетных, скользящих прикосновений рук Питера, быстрых, жарких, легко скользящих по ее животу, по ногам, груди, в Джастину постепенно вливался сухой жар, и каждая клеточка рвалась к любимому – все ближе и ближе… Джастина изнемогала от любви.

О, Боже! Неужели его когда-то не было рядом со мной? Неужели я когда-то не знала его?

Мой любимый, мой любимый, ну почему люди не придумывают названия этому? Почему, написав миллионы стихов о любви, романтике и благородстве, мечтатели и поэты постыдились дать имя тому блаженному состоянию, слиянию, венцу и вершине любви?

Губы Питера опускались все ниже, ниже, к животу Джастины… Джастина только тихо постанывала от неизъяснимого наслаждения.

О, мой Питер!

Как крепки твои руки, как горячи твои бедра на ногах моих, когда я распахиваю их навстречу тебе! И сколько бы раз мы ни любили друг друга, сердце снова замирает в тот самый миг, когда ты со стоном и вздохом входишь в мое лоно, разжигая своим яростным факелом все нарастающее пламя, гудящее, слепящее и счастливое!

Какая в тебе нежность и сила! Когда ты любишь меня, когда ты входишь в меня, у тебя закрыты глаза, ты – весь во мне! Ближе! Ближе! Возьми меня всю, мой любимый! Возьми меня всю, целиком, я твоя, твоя – навеки!

Не бойся, бери меня, бери, делай все, что захочешь! Я твоя, Питер! Я твоя вещь, я твоя собственность – делай же со мной все, что хочешь – о, как сладостно мне это осознавать!

О, мой милый! Как тяжело ты прильнул ко мне! Какая уверенность, какая сила в твоей мускулистой тяжести! О, какое огромное наслаждение! Я не в силах сдержаться! Теснее! Крепче! Еще крепче!