В начале 90-х в нашу страну хлынул поток "ужастиков". Посмотрев кое-что, убедился, что мне, воспитанному на Гоголе и А.К.Толстом, не страшно. Тут и возникло желание написать что-нибудь по-настоящему страшное. За основу выбрал рассказ из детских страшилок, входивших в сборник Э.Успенского (учил по нему читать дочку). Закончена была вещь в 1994-ом, причём перед написанием чистовика я заболел желтухой в дороге (доделывал в больнице, на ст. Кавказской). Сам с удовольствием снял бы по своему сценарию 6-часовой сериал, но без финансирования не потяну. Когда редактировал – опять было страшно.
Леонид Александрович Машинский
Драматургия / Пьесы18+Леонид Машинский
ЖЁЛТАЯ ДОРОГА
(Кинотрагедия в 4-ёх частях* по детской народной страшной истории. Примерное время действия** – середина 90-ых годов ХХ-го века.)
Посвящается Ирине Бяковой
Песенка «Куратовские страсти»
(вместо пролога)
CG
Профессор Куратов был очень умён,
Am E7
Но, будучи навеселе,
F C
Он церковь заметил, с неясных времён
G7 C
Стоявшую в неком селе.
F G C
Стоявшую в неком селе.
Вернувшись из командировки домой,
Собрал он семейный совет,
Где единогласно признали тюрьмой
Две комнаты и туалет.
Семья, на раздумья не тратя минут,
Вспорхнула с насиженных мест;
И вот уж в той церкви они – тут как тут –
В три дня совершён переезд.
С трудом разместились на первый ночлег,
И в эту же ночь – кто бы мог
Подумать, ну разве больной человек! –
Профессорский помер сынок.
Ввели заморозку, поставили гроб,
И ждут… Во вторую же ночь -
Ну вот, если вру, провалиться мне чтоб! -
Скончалась профессора дочь.
А третьей по счёту – пропала жена,
Четвёртый – Куратов погиб.
И бедная тётя осталась одна –
Как в дачном лесу белый гриб.
Бесстрашная дева пошла на прорыв
Со шваброй, и духам отпор
Дала бы. Но те посмеялись, убив
И тётю… И с тех самых пор
Проклятая церковь мерцает во тьме
Огнями нечистых очей,
И может лишь олух в нетрезвом уме
Коснуться её кирпичей.
Несчастье за ним побежит по пятам,
Нагонит его на пути,
И, где бы он ни был, найдя его там,
Заставит из жизни уйти.***
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Летняя Москва полна машинной и человеческой суеты. Проезжают легковушки, старые грузовики, мотоциклы. Рычание множества моторов сливается в монотонный и навязчиво-тошнотворный гул – от него так и разит выхлопными газами. Но чахлая и пыльная зелень дворов не сдаётся.
Из всего этого словно материализуется на пороге собственной квартиры Владимир, хорошо сложённый мужчина лет сорока, представитель бывшей технической интеллигенции. На лице его расплывается торжествующая улыбка,
– Ну как? – спрашивает, ответно улыбаясь, Светлана, его жена, симпатичная представительница бывшей технической интеллигенции, немного за тридцать.
– Завтра едем, – выдыхает муж, разувается и надевает шлёпанцы.
– Дети! Идите есть! – зовёт Светлана.
В маленькой кухоньке уютно. Вся семья в сборе сидит за круглым пластмассовым столом под низкоопушенным круглым жёлтым абажуром, который, как спелая ягода, наливается светом, глядящего в окно, ещё высоко стоящего июньского солнца. Детей двое: очень изящная девочка лет двенадцати, по имени Мая, и шестилетний мальчик с глубокими грустными глазами, его зовут Виталик.
– Ну, рассказывай! – прерывает Светлана слегка торжественную тишину, во время которой никто не решается толком приступить к трапезе.
– Ну… отпустил хозяин, – выдыхает Владимир. – Чёрт побери , чтобы я ещё хоть раз покупал билеты раньше, чем получу отпуск!
С. Но у тебя ведь все было заранее рассчитано?
Вл. У меня да, но кое у кого расчеты были совсем другие. И потом… Человек, который должен был меня заменить, попал в больницу.
С. А как же?..
Вл. А так.
Вступает Мая: Просто у папы хорошие отношения с начальством.
Вл. Просто, должен я хоть раз в жизни как следует отдохнуть?
С. А у тебя не будет неприятностей?
Вл. Да нет. Через два дня, которые выходные, выходит из отпуска еще один хороший человек. Я думаю, он способен попахать за меня две недели?
С. Ладно, ешь.