Желтая гора

Однажды он появился на ее пороге снова в компании с «Чичиковым» и просьбой выслушать великих комбинаторов. Она слушала и удивлялась неуемной энергии и наивности Марка, для которого все было просто – понравилось и бери, только руку протяни. Они вдвоем наперебой горячо уговаривали Марину возглавить их «шайку». В ход пошли конкретные цифры, подтвержденные документами. Марина не знала, что брокер Виталий, он же «Чичиков», трудился в поте лица еще и бухгалтером на Генуэзской крепости. Памятник истории и архитектуры, который последние годы претендовал на место в списки ЮНЕСКО, был современным аналогом «Денежной ямы» для тех, кто им заправлял. Крепость десятилетиями не реставрировалась, принося колоссальный доход. И «Чичиков» раскрыл Марине всю схему, по которой раньше рекой текли в их карманы с директором огромные деньги. Но теперь «Софии Киевской», в юрисдикции которой находился объект, сюда не дотянуться, и крепость перейдет в другое ведомство, а значит, уплывет из рук «Чичикова» и его директора в крымское или московское, – неизвестно, а пока еще не перешло, нужно действовать!

– И? – удивленно ждала продолжения Марина. – А мне с какой целью все это вещаете?

– А ты позвони своим старым друзьям и попроси должность директора – тебе не откажут! Какая им разница, кому отдать крепость, а ты своя, тебе можно доверять; и цифры покажи, сколько мы готовы ежемесячно отстегивать им, – выступил вперед парламентером Марк.

– Это которым друзьям? И кто мы? – еще больше удивилась Марина, смерив его тщедушное скорее тело – вычитание, чем телосложение, с ног до головы – в стоптанных кроссовках, с расстегнутой ширинкой на джинсах, с недельной щетиной и стойким перегаром. Рядом со своим другом с блеклыми, водянистыми глазами, напоминающим медузу, в вельветовых малинового цвета узких штанишках – пародией на метросексуала местного разлива, вместе они выглядели сейчас, как два сутенера. Марина расхохоталась.

– Ну что ты прикидываешься, не знаешь кому? – взвился, нервничая Маркуша.

– Мальчики, я знаю, что вам нечем, но все ж попробуйте понять, пришли вы не туда, но, спасибо, повеселили. Аудиенция закончена, – показала Марина на дверь.

– Ты для себя ничего не хочешь, хоть бы о своей дочери подумала! Никуда не пойду, пока не позвонишь! – И Марк уселся на диван, изображая готовность сидеть тут хоть до второго пришествия.

– Давайте, давайте, внебрачные дети Остапа Бендера, быстренько на выход, вам тут ничего не светит!

Они ушли, но вскоре Маркуша снова вернулся с неожиданной для него новостью: «Чичиков», набрав у народа денег под проценты, пропал с концами.

– Ты не представляешь, какая это прорва денег! – с горящим взором рассказывал он детали происшествия местного масштаба.

– Завидуешь?!

– Да я и не завидую, но Виталик до конца жизни себя обеспечил, молодец! А у меня гениальный проект, напишу рапорт, уеду в самый отдаленный район, думаю, на север. Решил стать агентом, есть такой вид службы, ходит человек, бомжует, по мусоркам роется годами или в тюрьме сидит, с тем, с кем надо, в контакт входит. В общем, следит за кем-то. Информацию добывает. За такую службу двойная зарплата, выслуга лет, звездочки на погоны. Так что уезжаю, роднулечка.

Марина уже знала этот лживый бессовестный взгляд, пустые слова. Но даже в этой придуманной истории он хотел подготовить себе алиби и заодно потянуть за свою любимую ниточку – пожалей меня!

– Кому ты это рассказываешь? Выбрал, наконец? Остановился на очередной жертве? Тебе надо подстраховаться, вдруг там не получится, не срастется и можно вернуться под мою крышу? Я ведь тебя давно отпустила, оставь же и ты меня!

И он сказал то, что очень давно хотел сказать:

– Давай разделим дом.

– Нет, дом не делится, только продается. Надеюсь, скоро смогу выкупить «твою» половину.

– А может, я у тебя? У меня есть люди, готовые дать мне деньги, перепишешь дом на меня? – И он напряженно впился в нее взглядом. И она, не раздумывая, ответила:

– Согласна, приводи своих людей.

Он повернулся и вприпрыжку, не скрывая радости, ринулся к выходу.

Она закрыла за ним дверь на ключ, повторяя: «Какая мерзость, какая мерзость!» Долго кружила, как заведенная, по просторному залу, не в силах остановиться. Внутри жгло, как будто мент раздвинул ей ребра и намазал сердце финалгоном.

…Его люди не пришли. Покупатели временами наезжали, все им нравилось, но хотелось ближе к морю.

Странный народ, не понимали, что такое жить у моря, – Содом и Гоморра, вечно грохочущая музыка, толпы людей, тесный пляж, шум и драки, гул и сигналы машин, салюты по ночам и прочая курортная маета с мая по октябрь. И холодный ветер с моря с октября по май.

Дожив до глубокой осени, она вернулась в свою квартиру. Жить в ней после нескольких лет сдачи чужим было невозможно. С тоской оглядев свое убитое жилье, взяла кредит, нашла бригаду и вдохновенно принялась за ремонт. Чтобы хоть на чем-то сэкономить, сама счищала старые обои, демонтировала полы, надрываясь, выносила по ночам, чтобы никто не увидел.