Желтая гора

И еще понял – мы можем изменить все, пока живы, даже в последний день перед смертью можно успеть стать счастливым и сделать хоть на минуту счастливым другого. Или хотя бы попросить прощения.

– Ты прав. Сто раз прав, – поддержал Дима, слегка заплетающимся языком. – Великий Микеланджело, вдохновленный взаимной любовью Виттории, посвятил ей свои лучшие сонеты, образ ее во всех фресках и скульптурных аллегориях художника! Если бы моя Стрекоза хоть однажды сказала: «Люблю тебя!» даже если бы не словами, а как-то по-другому показала свою любовь… Я бы… Я бы такие картины создал! А она…

У нас с ней, точно, как в песне Макаревича: «Он рыдал, пил горький чай в час, когда она летала по ночам…»

Художник расчувствовался и вытер набежавшую нетрезвую слезу.

Игорь внимательно посмотрел на него.

– Ну, по последней, и мне пора! – неожиданно произнес он и, разлив по стаканам остатки второй бутылки, поднялся.

– Как пора? А приходил зачем? На охоту хотел или заказать что?

– Поговорить.

Дима в недоумении повел плечами. Гость протянул ему руку, крепко пожал и вышел со двора. Художник озадаченно смотрел в спину удаляющегося гостя, пока его очертания не растворились в густых ноябрьских сумерках.

Вернувшись с работы, Эля увидела в зале чужой плащ и поняла, что у Димы гости и, вероятно, сидят в беседке. Направилась туда, но не дошла, остановленная знакомым голосом из прошлого. Так и стояла в полуобморочном состоянии, прослушав весь конец их беседы, прижавшись к густой и влажной, пахнувшей смолой сосне, что художник посадил прошлой осенью.

Ей хотелось выйти из своего укрытия, прижаться к Игорю, обнять изо всех сил и не расставаться больше никогда. Сказать все, что не позволяла даже думать длинными бессонными ночами. Но как она может приблизиться к нему сегодняшняя? Как?

Проводив гостя до калитки, Дима в растерянных чувствах вернулся в дом, зашел в ванную, умылся, изучив свое отражение, снова пожал плечами и даже вслух произнес: «Странный мужик!» Войдя в зал, покачиваясь, навел резкость и заметил плащ Игоря, подхватив его, чертыхнулся, вышел на улицу и столкнулся с Элей:

– Скоро вернусь, догоню тут одного, забыл…

– Давай я! Ты на ногах с трудом стоишь. – Она выхватила из его рук плащ и выскочила со двора.

Почти бегом спустилась с Желтой, но Игоря не догнала. Остановилась на шоссе в растерянности, подумала: «В какую сторону он ушел? Может быть, скоро вспомнит о плаще и вернется? Не стоит бегать за ним, а подождать здесь. Но сколько? А может, уже выехал из города? Ах да! Нужно осмотреть карманы. Если бумажник в нем, то скоро сам вернется!»

В карманах не было ничего, кроме ключа от номера 217 с фирменным брелоком с названием отеля. И Эля направилась туда.

В фойе было пусто – межсезонье. За высокой конторкой скучал дежурный. Он вопросительно посмотрел на вошедшую. Эля уверенно направилась к лестнице, ведущей на второй этаж, показав издали, что у нее есть ключ. По мягкой красной дорожке, приглушающей шаги, дошла до номера и замерла перед дверью – кровь билась в висках, сердцу было мало места в груди. Медленно и глубоко вдохнула, как перед прыжком в глубину моря, и постучала в дверь. Она тут же распахнулась.

– Вы забыли, – протянула Игорю плащ.

– Не забыл.

– Эля смотрела ему в глаза, не понимая, что он говорит, но хотелось смотреть и убеждаться, что это он. Да, постаревший, еще более заматеревший, но он, ее Игорь, ее первая, безответная, тяжелая и единственная Любовь.

– Не забыл. Оставил, – хриплым, севшим от волнения голосом ответил он. – Повод или еще раз прийти, когда ты будешь дома, или ты его мне принесешь. Ключ для тебя. От номера и от сердца.

И больше не в силах сдерживаться, он шагнул к Эле, сжал в своих объятиях и замер. Словно прислушиваясь к своей душе. Да! Все правильно. Он нашел ее и теперь сделает все, чтобы Эля простила его.

…Их ночь длилась, текла, продолжалась, и не страшно и сладко было умереть в эту ночь, это было двуединство жизни и смерти и абсолютного бытия. Они не могли насытиться друг другом, их утраченное и вновь обретенное чувство Любви представляло собой всевластную неодолимую живую стихию, в которой человек находит самого себя, свою личность. Их идеальное, мистическое совпадение душ и тел было удивительным и в то же время естественным.

– Я должна тебе сказать одну вещь… Ты вряд ли сможешь меня простить.

– Это мои слова, не присваивай себе, пожалуйста.

– У меня было много…

Он закрыл ей рот поцелуем.

– Нет ничего такого, что я не смог бы тебе простить. Мы родились с тобой сегодня оба. Здесь. Только что. Мы будем жить друг для друга, – шептал он, покрывая поцелуями ее мокрое от слез лицо. Любить друг друга и беречь нашу Любовь. Это все, что мы должны помнить, и это все, что мы должны жизни. Я отдаю тебе свое сердце. Тебе одной, владей им!

– А я тебе свое! Но ты ведь совершенно меня не знаешь!

– Вот и познакомимся, у нас есть время до самой смерти. Начинай сейчас же рассказывать о себе. Как ты жила без меня все эти годы?

– Очень плохо жила, – не задумываясь, тихо ответила она. – Очень. И ты вовремя пришел, иначе бы я погибла.