Желтая лихорадка

Но наконец готовы и соображения, и проекты. Трехкомнатную квартиру можно переделать в две двухкомнатные. Передняя большая, из нее спокойно можно выгородить маленькую ванную. Скажем, здесь поставим стенку, там прорубим дверь, и получатся две изолированные квартиры с отдельными входами… Прилагаем и предварительную смету… Тогда останутся еще деньги на покупку двух комнат в доме на Матяшфельде, это для Юдитки, потому что они к весне ждут прибавления. Прилагаем фотографию дома и смету необходимых перестроек. Старая мебель не стоит ни гроша. На оставшиеся деньги можно было бы купить мебель…

Мы с Илонкой девяносто девять раз просматриваем планы, чертежи, пояснения к ним. Нет сомнения, дети все учли, все продумали. Только на сотый раз я вдруг спохватываюсь:

— Послушай, Илонка, здесь же все спроектировано из расчета на три квартиры! О нас с тобой они просто забыли!

Что это? Пробили какие-то огромные часы? Или урчит мотор? Похоже, часы! Из тумана на меня надвигается чье-то неясное лицо. Время, время, время. Огромный турок в тюрбане кружит по базарной площади и дергает за шнурки марионеток кукольного театра. Я снова маленький мальчик и тяну за руку бабушку: хочу в кукольный театр! На сцене театра сказочный город из фанеры телесного цвета, с башнями, церквами. Я хочу пойти по этой намалеванной на фанере улице, между ее домами. Я одновременно и ребенок, и взрослый. И я знаю, что это одновременно и театр кукол, и Париж, и наша квартира в Будапеште, и река, кишащая крокодилами, и старый турок — он одновременно и водитель автобуса, и моторист на катере, и пилот самолета, выключающий мотор, потому что ему не дают разрешения на взлет. Заман, заман, заман, время, время, время — печально говорит турок, и бабушка тянет меня за руку прочь от кукольного театра. «Нельзя хотеть все сразу, — говорит она. — Какой ты ненасытный. Тебе и театр подавай, и сахарную вату, и десять крейцеров. Разве можно быть таким жадным? Когда дети рождаются, у всех кулачки сжаты, им хочется всего! Все мое! А умирает человек, раскрыв ладони: вот, видите, как бы говорит он, ничего не уношу с собой!»

— …Все сейчас получат завтрак. И попрошу приготовить билеты. На паспортный и таможенный контроль пойдем все вместе, автобус сейчас подадут… — Представитель МАЛЕВа снова весь в мыле, мы проходим через огромный зал аэровокзала, волоча за собой багаж, послушно достаем документы, заполняем бланки. Четыре молодых человека толкутся вместе с нами, небритые, с серо-зелеными лицами. Они охают, останавливаются, задерживают очередь. Все прочие вначале только потешаются над ними, пока наконец одна пожилая дама, возвращающаяся с симпозиума преподавателей музыки из Токио, — она уже четвертый день в пути — не выдерживает:

— Ну что с вами, молодые люди? Что вы все хнычете?

— Не выспался, — жалуется здоровенный детина. — Не привык, чтобы меня в четыре утра вытаскивали из постели.

Преподавательница музыки смеется:

— Господи! Только и всего-то. Поднялись раньше времени? Из чего же вы сделаны, если так раскисли?! Из сахара?

— Вам легко! — спешит ему на помощь товарищ. — Вы закалились. У вас вторая мировая война была…

По лестнице вверх, по лестнице вниз. Зря упаковали коньяк в красный баул. Идем через выход номер три, над аэродромом по-прежнему еще туман, белый легкий полог, но сквозь него уже проглядывает опаловое солнце. Видно и самолет. Двое внешторговцев проталкиваются вперед.

— Ну, сейчас погода все же лучше, чем вчера вечером, — улыбаюсь я стюардессе.

— Да, чуть-чуть. Будем надеяться…

ПРОЩАНИЕ С МОРЕМ Киноповесть

Búcsú a tengertől

© Fehér Klára, 1983

© Перевод на русский язык издательство «Радуга», 1990

ГАВАЙИ

— Никогда, ни за что не соглашусь!

— Ева умная девочка. Всегда взвешивает, обдумывает свои поступки. Хорошее здоровье, отличные рефлексы. Я точно знаю: в особых случаях можно получить права до совершеннолетия. И она будет водить машину.

— Геза, ну сколько раз тебе повторять: ни за что не соглашусь! Не нужно ей это. Слишком рано, не́ к чему. И прошу тебя, оставим этот вечный спор. Шестнадцатилетней соплюшке не нужна собственная машина.

— А мне он зачем, этот дряхлый «фольксваген»? Ему уже одиннадцать лет! Продать на рынке автомобильного старья?