И от этого взгляда ей внезапно стало не по себе. Нет, не страшно, а скорее неловко, как будто она вмиг оказалась перед ним без одежды, и мысли в голове закружились какие-то… странные.
Кажется, её смущение и эту неловкую паузу заметили в лодке все, разве что кроме Пабло, занятого своим веслом. И чтобы избавиться от этого так некстати возникшего смущения, Миа снова принялась перебирать осколки вазы в подоле и разглядывать тёмную воду.
Узкое жерло канала Ферронеро выплюнуло их прямо к фондамента Сабья тогда, когда солнце уже лизнуло крыши базилики Сан-Марко – самого высокого здания в центральной Альбиции. Их встретили глухие красно-коричневые стены стекольных фабрик, покрытые понизу смесью угля, извести и соли, и опоясанные зелёной лентой мха. Они вырастали прямо из воды, и за их черепичными крышами подпирали небо закопчённые печные трубы. Дальше по всей фондамента лежали кучи песка и соды – здесь разгружались баржи, что приходили в лагуну по реке. Большой причал, словно гнилые зубы, ограждали торчащие из воды, почерневшие бриколы, и за этим частоколом как раз швартовалась баржа с песком.
Остров Мурано, на который когда-то выселили стекольщиков из-за боязни пожаров, давно обособился и стал настоящим государством в государстве. Секреты изготовления лучших зеркал, цветного стекла и изящного бисера охранялись здесь особым кодексом молчания. Тех, кто его нарушал, ждала довольно жуткая и мучительная смерть: предателей отправляли в стекольную печь. Может, поэтому народ тут был не особо болтливый.
Но главы семей стеклодувов, состоящих в Гильдии, были в Альбиции на особом положении. Их старшие дочери имели возможность выходить замуж за патрициев, и город обеспечивал им даже право выбора жениха, которым каждая семья могла воспользоваться раз в двадцать лет. А сам глава Гильдии входил в Совет Семи наблюдателем и был весьма почитаемым человеком. Полиция не имела здесь прав на преследование преступников, и даже констебли не могли производить на острове аресты. Неудивительно, что убийца решил спрятаться в таком месте.
Кроме морской торговли, банков и мануфактур, остров Мурано был одним из столпов благополучия Альбиции. Зеркала, что изготавливали здесь, уплывали затем по морю во все стороны света. Дворцы всех королей и королев за пределами Альбиции украшали именно эти зеркала. А ещё люстры, вазы, стеклянные статуэтки и даже чайные сервизы.
-Надеюсь, вы знаете, что делать, - произнёс маэстро негромко, когда они выбрались на набережную.
-Вот уж вряд ли. Вообще-то, я впервые в жизни иду искать убийцу, если вы об этом. Но вы не бойтесь, тут не так уж и ужасно. Не думаю, что со стеклодувами будет сладить сложнее, чем с торговцами или цверрами, - пробормотала Миа в ответ и направилась бодрым шагом прямо к большим деревянным воротам, удерживая одной рукой подол с осколками разбитой вазы. – Надвиньте шляпу на лоб поглубже, не надо, чтобы глава гильдии сразу же вас узнал.
Когда у ворот её попытались остановить двое мужчин, очевидно, что охрана Гильдии, Миа воскликнула:
-Мы к маэстро Позитано, требуем справедливости!
Она выругалась на цверрском, когда охрана преградила ей путь, и принялась тараторить, указывая то на подол с осколками стекла, то на маэстро с его людьми, которые изо всех сил старались изображать разъярённых цверров. Миа махала руками, топала и плевала на мостовую, мешая альбицийскую речь с ругательствами водных кочевников, и народ, что спешил по делам, с любопытством оборачивался, разглядывая странную компанию, так что в конце концов охрана не выдержала и пропустила их на территорию фабрики.
Глава гильдии, большой лысоватый мужчина в длинном кожаном жилете, с руками, покрытыми застарелыми шрамами от ожогов, окинул недобрым взглядом их пёструю толпу и, спрятав большие пальцы в прорезные карманы, спросил, прервав обвинительную речь Дамианы:
-Так что именно случилось?
- Я уже сказала этим господам, что требую справедливости! Вот, полюбуйтесь, - она стряхнула осколки стекла прямо под ноги маэстро Позитано, - разве так делается? Мы собирали на эту вазу всей Марджалеттой! Не каждый день маме Ленаре исполняется восемьдесят лет! И что?! Он подсунул нам щербатую вазу! Мои братья найдут этого скользкого носатого угря! И отрежут ему не только его поганый нос, но и…
Дальше она снова выдала тираду на цверрском, и принялась махать руками, указывая то на осколки, то на людей позади себя, пока маэстро Позитано снова не прервал её монолог:
-Так кто именно вас обманул?
-Кто, кто! Маттео ваш носатый! – она изобразила пальцами крючковатый нос.
-Маттео? У нас нет никакого носатого Маттео.