Желтая роза в её волосах

Постепенно вся западная часть небосклона окрасилась в самые невероятные, но удивительно-нежные – при этом – оттенки. Тени Огня горели, то расширяясь, то сужаясь, резво пробегали в противоположные стороны, но никогда не пересекались между собой. Егор заворожено смотрел в небо, уже не понимая, явь это чудесная, или же самые обыкновенные галлюцинации, навеянные простудным жаром…

Шаман закружился в каком-то странном танце, полном резких и угловатых движений, запел – на родном языке – что-то очень тягучее и рвано-непостоянное. Порой в песне проскальзывали просительные и жалостливые нотки, иногда же, наоборот, угадывался яростный гнев, звучала ничем неприкрытая агрессия.

Удары в бубен становились всё чаще и громче, старик, обойдя несколько раз вокруг яркого костра, по широкой дуге стал приближаться к Егору. Вот, его сутулая и неуклюжая фигура полностью заслонила собой отчаянно-пляшущие Тени Огня. Егор видел только глаза шамана – чёрные, бездонные, отрешённые и безумно-тревожные…

Афоня сделал два шага в сторону. Опять перед затуманенным взором Егора оказались разноцветные бегущие полосы, переливавшиеся самыми нереальными оттенками. Шаман вновь занял прежнее положение, и, не прекращая петь, принялся размеренно раскачиваться из стороны в сторону.

Перед Егором навязчиво замелькал нескончаемый калейдоскоп: чёрные страшные глаза – светло-зелёные всполохи, глаза непонятного цвета, но полные доброты и надежды – розовые неровные полосы с тоненькими сиреневыми прожилками…

Сколько длилось это безумие? Может, час, может – гораздо дольше. Егор уже перестал ориентироваться во Времени и Пространстве.

По лицу шамана текли тоненькие ручейки пота, в уголках узких губ пузырилась светло-зелёная пена, тёмное лицо перекосила гримаса нешуточной боли. Его движения всё убыстрялись и убыстрялись, бубен гудел уже одной, нескончаемо-тоскливой нотой. Тени Огня – казалось, вслед за стариком – заметались по небу с невероятной скоростью, изгибаясь уже по совершенно-экзотическим траекториям…

Егор почувствовал, как по его позвоночнику плавно проползла-перекатилась горячая, бесконечно-приятная волна, после чего нестерпимо закололо в солнечном сплетении, а голова стала ясной и пустой.

Он, неожиданно для самого себя, упруго вскочил на ноги и громко запел на совершенно незнакомом ему языке – мягком и певучем, полном множества звонких согласных…

Было легко и невероятно радостно. Душа, проснувшись, тоненько звенела и будто бы улетала – в блаженную даль.

Он понял, что болезнь отступает. Навсегда.

– Теперь можно и уезжать, – прошептал Егор. – Домой…

Кусяма Бен Ладен и царь Соломон

(Антипотребитель)

Старенький светло-зелёный «Пежо», устало пыхтя, остановился около непрезентабельного заборчика, сработанного из некрашеного штакетника. С левого края забора, рядом с неказистым почтовым ящиком, имелась хлипкая калитка, криво висевшая только на верхней петле.

– А адресом ты, часом, не ошиблась? – спросил шофёр Том, по совместительству – телеоператор.

Дженни, миниатюрная блондинка «чуть за двадцать пять», взглянула на мятую визитку, перевела взгляд на жестяную табличку, висевшую на почтовом ящике, и непонимающе передёрнула плечами:

– Не знаю. Вроде, всё правильно…. Ладно, вылезай. Будем готовиться к работе.

На подготовку ушло минуты две-три. Неповоротливый и грузный Том достал с заднего сиденья автомобиля и наскоро настроил старенькую кинокамеру. А Дженни, смотрясь в крохотное зеркальце и поочерёдно орудуя тюбиком розовой помады, щёточкой для поправки ресниц и старенькой массажной щёткой для волос, привела в порядок собственную симпатичную внешность.

– Готов? – нетерпеливо спросила Дженни, азартно дёргая за шнур микрофона и неотрывно смотря в тёмно-фиолетовый глазок камеры. – Тогда, благословясь, поехали!

Том плавно нажал на нужную кнопку, и процесс пошёл…

– Здравствуйте, уважаемые зрители и зрительницы нашего телеканала! Спасибо, что вы сейчас с нами! И, клянусь – всеми языческими и древнегреческими Богами – вы не пожалеете об этом! Сегодня мы готовы предложить вашему вниманию эксклюзивное интервью со знаменитым писателем Грегори Романофф, лауреатом множества литературных премий, человеком, который уже лет десять не соглашался беседовать с обычными журналистами, не говоря уже о телевизионных интервью.…Между прочим, – тут Дженни выдержала хорошо-рассчитанную театральную паузу, и умело округлила глаза, – мистер Романофф, по мнению высоколобых экспертов, за свою долгую литературную жизнь заработал более ста миллионов долларов. Вам повезло – несказанно! Итак…

Том выключил камеру, Дженни устало опустила микрофон и оглянулась в сторону калитки.

Там, опираясь на суковатую палку и ехидно улыбаясь в седые прокуренные усы, стоял крепкий ещё старикан, одетый по моде американских фермеров конца позапрошлого века: коричневая футболка с короткими рукавами, синие сатиновые штаны на лямках, розовые резиновые сапоги чуть ниже колен, на голове – тёмно-зелёная бейсболка.