«Желтая смерть» (СИ)

— Пусть сам решает. Мои генералы заверили, что нам потребуется тридцать дивизий, чтобы разгромить румынскую армию, если она дерзнет выступить против нас. И нужно будет тридцать дивизий, чтобы предотвратить ее разгром германцами и мадьярами, если Румыния выступит на нашей стороне. Такие войска у меня в резерве есть, даже вдвое больше…

Болгарский царь Борис, третий этого имени. 1915 год.

Глава 42

— Румыния, государь, и в той войне выжидала удобного момента. Перебирала предложения женихов, как старая, охреневшая от чувства собственной важности, гулящая девица. Старая и некрасивая, со скверной репутацией, и к тому же без приданного…

От такого сравнения император фыркнул, а Ренненкампф словно не заметив такой веселой реакции, продолжил говорить дальше:

— И выбрала самый худший вариант, вступив в войну в самый неудачный момент, когда луцкий прорыв уже выдохся. И была разгромлена молниеносно — ведь ее противники уже долго воевали, а она нет. И вообще, в тот раз именно выбор неправильной стратегии и привел к тому, что война сопровождалась страшными потерями с обеих сторон и при этом мизерности достигнутых результатов. Ведь «германский блок» потерпел поражение, воюя на чужой территории, чего прежде в истории вообще никогда не бывало.

— Да мне самому пока в это не верится, Павел Карлович, хотя сейчас мы воюем не у Риги и Минска.

— Не было «великого отступления», не расшатывали либералы в газетах устои империи громогласно, нет вспышки шпиономании, когда любой человек с немецкой фамилией попадает в «подозрительный элемент». Нет этого всего, и благодаря этому, к нынешней войне Россия впервые в своей истории подготовилась. Но если мы напряжемся и начнем милитаризацию экономики в полном объеме, то получим тот результат, который тогда и случился.

— Если бы не новые казенные заводы, то в газетах наперебой бы требовали «ответственного министерства» — Петр Аркадьевич мне уже не раз докладывал, что представители Думы сильно недовольны, что правительство не отдает заказы на производство снарядов частным фабрикам.

— Так они потребуют массу денег на реконструкцию, потом проведут калькуляцию расходов и выставят цену втрое больше от казенной. Для них нажиться на войне и чужой крови дело наиважнейшее, а оно надо «кормить» буржуазию деньгами, чтобы она охренела от ожирения, принялась уничтожать собственную страну, растаскивая ее на куски. Учтите, государь — поражение и Германии, и России в этой войне великолепно укладывается в долгосрочные планы Антанты.

— Такой подход наших «союзников» уже прекрасно виден, Павел Карлович. Париж требует — вы представляете такую наглость, чтобы мы не преследовали собственные цели, а воевали исключительно против немцев, дабы спасти Париж от разрушений. Но я сам хорошо помню, кто сжег Москву и не терзался по этому поводу сомнениями!

На лице обычно сдержанного в собственных чувствах Николая Александровича отобразилась целая гамма эмоций, от искреннего возмущения, до сильнейшего недовольства.

— Все правильно, государь — в Лондоне и Париже теперь прекрасно понимают, что нас теперь не «запрячь» в повозку их интересов, вот и беснуются. Но долбить русскими солдатами германские укрепления бессмысленно — кроме напрасных потерь без всякого положительного результата, это приведет к недоверию верноподданных империи к вашему величеству как к Верховному Главнокомандующему. «Ахиллесова пята» Германии — это ее союзники, выводя их одного за другим, мы добьемся победы, причем без обильно пролитой русской крови!

Ренненкампф говорил правду — в его времени историки «вешали всех собак» на самодержца, а вместе с тем он поступал разумно, не приказывая генералам долбить германскую оборону. Те сами, в погоне за орденами и чинами, проявляли такую настойчивость. А так как система «отбора кадров» действовала помимо воли монарха, проводя наверх самых бестолковых, то Николаю Александровичу приходилось отбирать из кандидатов самых безынициативных — ведь нет ничего хуже глупца, которого заставляют молиться. А тут война — народ сжигали в бесплодных атаках десятками тысяч, без действенной поддержке артиллерии, к которой не было снарядов.

Теперь все шло иначе — с германцами воевали исключительно оборонительно, зато это позволяло нести потери не больше вражеских. Такой «обмен» один к одному был выгоден, учитывая возможность беспрепятственно пополнять ряды поредевших дивизий. Причем без риска прорыва фронта — снарядов и пулеметов хватало, а конницы у немцев фактически не было, чтобы ввести ее прорыв — в перерасчете раз в десять меньше чем в русской армии. Отсутствовала и бронетехника, и грузовиков имелось совершенно недостаточное количество — потому быстрое создание (если мысль о них появится у Гинденбурга) даже квази-моторизованных соединений исключалось.