— Ну подожди… Натка, чего ты надулась…
Она рассмеялась. У нее на душе было легко и спокойно, и она не чувствовала былой обиды. Ната скрылась в воротах цеха.
— Зануда! — процедил Иван сквозь зубы.
После работы он снова ждал ее.
— Ната, ну зачем ты меня обижаешь… Я тебе все расскажу, как получилось, ты поймешь. Это была роковая ошибка.
Нате казалось, что она теперь совершенно свободна от былого чувства к Ивану. Что бы он ни говорил — ей все равно. И она неожиданно для себя разговорилась.
Едва Иван появился в общежитии, раздался взрыв хохота, над кроватями замелькали босые ноги, все вскакивали.
— Ты чё сегодня у проходной околачивался?
— Тебе больше там не отломится!
И опять хохот. Иван не обращал внимания. Скрипнул дверцей тумбочки, вытащил учебник по электросварке, с серьезным видом прошел меж коек к столу.
— Ты очки себе купи!
— А ну, шшить! — прикрикнул Иван.
— Здоровэньки! — сказал он на другой день, догоняя Нату на подходе к проходной.
— Здравствуй! — ответила она.
— Подожди… Ну подожди, пойдем вместе.
Его задержали в проходной, проверяли почему-то пропуск. Может быть, женщина в валенках заметила, как он преследует Нату, и хотела охладить пыл нахального парня. Против заводской охраны Иван бессилен. Он терпеливо ждал, пока женщина с ружьем разглядывала его фотографию, потом посмотрела в лицо, потом на Нату…
А Ната терпеливо ждала.
«Дуреха, что же ты сегодня не бежишь от него? — как бы говорил ей взгляд женщины-охранника. — Эх, сердце девичье!»
— Вот твой портрет! — подходя к Нате, сказал Иван, доставая газету из кармана стеганки. — Я всегда ношу с собой. Ну чё ты так надулась на меня? Это же не я виноват. Стенька Клебов натрепался в общежитии, а я всегда заступал за тебя.
Еще вчера ей захотелось пококетничать с ним, сделать вид, что все простила, потом — оттолкнуть, обидеть еще сильней… Опозорить перед всеми.
— Куда ты хочешь вечером повести меня?
— Куда? — у Ивана голос дрогнул. Он почувствовал, что от радости все тело его начинает дрожать как от озноба. — Хоть куда! Ты знаешь, как я рад, что мы помирились. Вчера варил, как зверь.
Ему казалось, что сейчас он сможет сварить от радости небо с землей. И шва не будет видно.
— Сегодня в обед у меня беседа с корреспондентом, будет писать, как я откликнулся на призыв о повышении производительности труда… Ну приди в кино.
— В субботу открывают новый театр, — сказала Ната.
— А что у них идет? Какая постановка?
— «Егор Булычев» Горького. Разве ты афиш не читаешь?
Сидели с Натой в высоком зале, среди моря черных и светлых кудрей.
На потолке большая люстра с синими и желтыми стеклами, как клумба анютиных глазок из парка культуры. Оправа из золоченых листьев дуба похожа на корону и на ограду от фонтана.
Прошла Нина в бархатном платье. Над открытой шеей уложена тяжелая светлая коса. Вырез, белизна спины, топазы. «Как красиво», — с завистью подумала Ната. И ей хотелось красиво одеваться.
За Ниной шел Георгий, высокий, волосы расчесаны на пробор, он не такой косматый, как всегда. От этого далекий, чуждый.
Раменовых посадили на приставные стулья, в проходе.
Ната представила себя проходящей через весь театр в черном бархатном платье. Она знала теперь о себе все. Она — стройней, свежей. Ну когда же я так оденусь? Неужели только когда закончу техникум? Скоро в нашей стране будет все! А разве крановщица не может так одеться? Разве у работницы не может быть вкуса? Ведь мы — советские люди! Разве я не могу ходить в театр в вечернем платье?
Она посмотрела на Ивана. Он строен и красив. Если его одеть как следует… Она уже согласна была помириться, забыть все и не издеваться над ним. Если бы только он стал человеком! Стремился бы учиться. Пусть он на всю жизнь останется рабочим, это ничего, даже хорошо. Ей захотелось помочь Ивану, объяснить ему, что значит вкус, вежливость, сдержанность.
Но Иван тоже все заметил и понял по-своему.
— Тяпнуть бы сейчас по двести грамм! — сказал он.
Ната притихла. Как ударом, он грубо заглушил в ней все.
— А ты с художником часто встречаешься?
— Ну вот еще, что за глупости! Он просто рисовал меня. Я с его женой знакома. Видел, они сейчас прошли?
— Эти художники знаешь какой народ! И ты передо мной не запирайся. Ребята видели, что ты с ним в тайгу ходила.
Ната гордо улыбнулась:
— Но тебе до этого нет никакого дела! — Она открыла сумочку и достала несколько нераспечатанных писем.
— Я только сейчас получила, на заводе. Еще не прочла.
Нате присылали много писем. Писали рабочие с других предприятий. Солдаты и командиры. Студенты. Ее приглашали на вечера, просили разрешения познакомиться. Об этом знал теперь весь завод.
«Дорогой товарищ, передовик производства Ната Кузнецова, — начала читать она. — На первых строках моего письма сообщаю о себе, что я моряк Тихоокеанского флота, отличник боевой подготовки, участник последних событий по уничтожению японских империалистов, осмелившихся на гнусную провокацию. Мне довелось приехать в ваш замечательный город…»