Желтое, зеленое, голубое[Книга 1]

— Вот смотри, — передала она письмо Ивану, — очень вежливо пишет. Правда? А вот фотография. — На ней широкоплечий парень в бескозырке с подбритыми бровями.

— Ты ему ответишь?

— Обязательно! Как можно не ответить! Ведь человек пишет.

— А ты уже ходила знакомиться с кем-нибудь?

— Назначил мне свидание летчик. В березовой роще около вокзала. Я долго думала, ехать или нет. Ну, думаю, поеду посмотрю и там решу. Приехала на автобусе и вижу, ходит военный парень, волнуется. Мне так стыдно стало, что я тут же села в автобус и уехала обратно…

— А потом?

Ната не ответила.

— А когда ты ехала, то думала, наверно, что вот, мол, может, станем целоваться? А?

Ната все молчала.

Иван не узнавал ее.

Когда шли домой, он вспомнил спектакль, жену художника в красивом платье, зависть Наты… и она рвется туда же! Не выдержал прилива ревности, схватил Нату, обнял, прижал. Она почувствовала его сильные руки. Лицо ее было зажато. «Ну целуй, если хочешь, — подумала с новым приливом злости и подставила губы. — Целуй, тебе же хуже!"

И он яростно, как бы с болью, целовал. Руки его скользнули вниз, она вырвалась, оттолкнула его:

— Нет!

Он схватил ее снова.

— Нет!

Она ударила его по лицу, иного выхода нет, надо приводить парня в сознание. Он уже валил ее на скамейку в снегу. Поднялся как озверевший, пьяный. Она еще раз с силой ударила его.

— Натка… — плаксиво сказал он. И вдруг кинулся снова.

Она пришла домой как избитая. Но Иван так ничего и не добился.

На другой день, странное дело, он не выходил у нее из головы. Он вытеснял оттуда Георгия. Вся эта драка, возня, его грубые руки — все оскорбляло и возмущало ее. Как он посмел?

В перерыве Иван сел к ее столику.

— Я больше с тобой не пойду никогда, — сказала она.

— Пойдешь с художником?

— Да.

— Я напьюсь сегодня, разнесу все общежитие.

— Ну и дурак.

— Вот! — показал Иван горлышко от бутылки с водкой, когда шли из столовой. — Я сегодня даже одной нормы не выполнил.

Она с отчаянием начинала сознавать, что и ее издевательство над ним, и эта драка, и бутылка — все снова сближает их. Она опять запутывается. Ну как быть? Она все время помнит его грубые, отвратительные руки. Во что бы то ни стало она теперь желала освободиться от него. Она хотела его тянуть вперед, но пока, как всегда, он тянул ее обратно. Она проклинает себя, что пошла с ним в театр. Да разве можно его перевоспитать? Он уже конченый, никто его никогда и не воспитывал…

Зная, что он ждет ее после работы, Ната осталась на вторую смену, не пошла на занятия в техникум. Попросила мастера смены объяснить ей кое-что по электротехнике.

Уселись в цеховом красном уголке, на почерневших от спецовок скамейках. Мастер — молодой еще, черноволосый парень в очках и в военной гимнастерке.

— Что с тобой, Кузнецова? — удивился он. — Как ты такой простой вещи не понимаешь? Ну пойдем к распределительному щиту, и я тебе покажу наглядно.

Пошли к щиту.

Она вышла с завода ночью. Никто не ждал. Нет Ивана. «Ну да, ему не очень нужно!» Но вместо радости она вдруг почувствовала досаду.

На другой день она, идя на завод, встретилась с Георгием и обрадовалась.

— Что вы теперь пишете? Я давно вас не видела и хотела бы прийти к вам и Нине Александровне.

Светает теперь раньше. Почти совсем светло к началу смены. Кажется, что сопки стали больше и подошли к заводу и что от доков до их каменных огромных обрывов нет четырех километров, кедрачи стоят прямо над заводскими крышами.

Ната издали заметила, что за пустыми автобусами, которые привезли рабочих с дальних участков, прячется Иван.

Она подхватила Георгия Николаевича под руку и, смеясь от радости и счастья и чуть не прыгая, прошла вместе с ним в проходную.

ГЛАВА XIII

Крыши и широкие окна были сини, синий мир вверху, и ни один луч солнца не нарушил девственную синеву.

Профессору, у которого Георгий учился, было около шестидесяти. У Раменовых, как и в каждой старой интеллигентской семье, детей растили в уважении к классической литературе и живописи.

…Однажды видел Георгий, как старику какая-то дама средних лет, серьезная и приличная на вид, преподнесла цветок. Профессор вспыхнул, покраснел, как мальчик. Он шел домой в сопровождении Георгия и с благоговением держал цветок в руках.