Желтое, зеленое, голубое[Книга 1]

С отъездом мужа дома стало невесело, и только эти цветы, которыми полна вся квартира, утешают. Огромные букеты черемухи и белой сирени. Они вместе ездили в последний день в тайгу.

Нынче раннее лето. Все зацвело. Что-то истомляющее, роскошное, зовущее есть в лете этого года.

Город со всеми новостройками кажется раскаленным среди зеленого океана тайги. Масса цветов на деревьях, между пеньков, в траве. Солнце беспощадно палит. Ведь здесь, по сути дела, юг, мы живем южнее Киева, только жестокие северные ветры зимами, снега, холода. А лето — чудо.

Перед отъездом Георгию позвонил заместитель начальника политотдела корпуса, поблагодарил за поездку с бойцами в колхоз. Похвалил Шестакова, сказал, что замечательный парень. Отпустили с ним сорок человек, все вернулись вовремя, никто не напился. Все участники поездки, за исключением одного поэта, за неделю выполнили нормы на земляных работах на сто десять, а некоторые — на сто пятнадцать процентов. На земляных работах! Работая лопатами! Это не шутка.

— И вами они довольны очень! — сказал политработник. — Хотели бы с вами встретиться. Вы едете в Москву? Счастливый путь. Желаем вам всего хорошего, успехов.

Нине казалось, что за Георгия все радуются, весь город. Она знала, что Георгий человек огромной энергии, он уже многое создал, и он и она ощущали эти годы так, как будто заново переживали юность… Они отдыхали и любили. Но с такими задатками, какие Георгий выказал в двадцать шесть лет, у человека должен быть дальнейший путь развития, роста. Что он будет делать? Пусть он сам в Москве все увидит и решит. Что же делать!

Пришла Ната. Раннее утро, окна открыты. Ната в новом, синем простроченном белыми нитками заграничном костюме из тонкого брезента. Привез дядя-моряк из Владивостока. Она в обновке впервые идет на работу.

— Нина Александровна, я по вас соскучилась. Георгий Николаевич уехал? Я прочитала в газете. У меня сейчас экзамены, я больше никуда не хожу и ни с кем не бываю.

— Разве вас на время экзаменов не освобождают от работы?

— Пока не надо, я не прошу. Потом, может быть, возьму неделю… Нина Александровна, зачем вы его отпустили? Там он с этой толстой москвичкой увидится.

Я бы на вашем месте никогда бы его одного не отправила в Москву. Вы могли бы поехать с ним.

— Милая Ната! — удивилась Раменова. — Неужели вы думаете, что все мужчины только и думают, как бы изменить своей жене?

— Конечно! Вы их не знаете! И вы не знаете, Нина Александровна, какие теперь женщины нахальные!

Ната сидела под красной вазой с белой сиренью, у открытого окна с видом на синие горы, на облака, на яркое небо.

— Георгий воодушевлен. Вы должны знать, что он не живет мелочами. Это чистый и сильный человек. В таких нельзя не верить, — чувствуя некоторую скованность, не совсем уверенно говорила Нина.

— Не говорите со мной, как с маленькой. Я знаю, такие люди есть. У нас в цехе есть простые рабочие, их нельзя даже поставить с Георгием Николаевичем рядом — он талант, но и эти рабочие горят на работе, и их все любят, и они ничего себе не требуют. На таких стоит весь наш завод, может быть, весь наш город. И тут же рядом с ними есть такие, кто норовит что-нибудь утащить себе, или даже если не тащит, все равно только о выгодах думает. У таких закон: я — тебе, ты — мне. Или — дайте мне кусочек хлеба и вагон масла… Вы не знаете, Нина Александровна, как у нас на заводе интересно, там можно найти людей и описывать их в романах или писать с них прообразы для картины. Я не понимаю, зачем Георгий Николаевич поехал в Москву, что ему делать, ведь там много своих художников.

— Ах, Ната, Ната! — Нина обняла ее и невольно нежно поцеловала в щеку, и та как сорвалась — ответила ей несколькими горячими поцелуями, подумав в то же время: «Какая она нежная, душистая. Это она так, наверно, его целует».

«Какая страстная натура, — подумала в свою очередь Нина. — Мы с ней как институтки из душещипательного романа…»

Обе рассмеялись. Нина почувствовала ее близкой себе, — странно, как бы своей. И тут же по душе скользнуло что-то неприятное. Спохватилась, лицо выразило сдержанность, похолодели глаза.

Последнее время Ната спокойна. Она занималась, работала, иногда встречалась с Иваном. Прочитав в газете об отъезде Раменова, она страшно рассердилась и не пошла на свидание с Карабутовым. Он сам прибежал к ней. Она раскричалась — требовала, чтобы он больше не смел подходить и не ждал ее в проходной…

Нина и Ната вышли из дома и расстались на углу следующей улицы как подруги.

Нина оглянулась. Ната была стройна в этом оригинальном комбинезоне, у нее длинные ноги, она идет легко, не качая бедрами, как будто ее учили походке. Впрочем, ведь это наша, простонародная манера держаться…

Ната тоже обернулась. Нина махнула ей рукой. Махнула рукой Ната. И вдруг побежала.

Нина глядела ей в спину. Ей показалось, что Ната смущена и расстроена, словно потерпела поражение. И у Нины было такое же ощущение.

«Смешная Ната, убеждает меня быть бдительной и не отпускать Георгия».