Желтое, зеленое, голубое[Книга 1]

Нина верит мужу совершенно. Он — чистый человек, с чистой совестью. Все его творчество стоит на этой родниковой чистоте.

Нина знала людей разных. У нее была другая жизнь, в которой она была другой.

И в той жизни ей вс множестве встречались совсем другие люди, не такие, как теперь. Они искали ее взаимности, шутили с ней. Почему так было, словно люди с первого взгляда видели, что ей скучно… А он был человек с положением, видный специалист, инженер. Круг его знакомых — интересные люди. И все всегда подчеркнуто любезны с ней. Даже когда она сама заводила знакомства, про которые муж почти не знал, ей тоже попадались какие-то другие люди, не такие, как теперь. Даже в вагоне однажды за ней пытались ухаживать. Она потом винила себя. Каждый проявлял ей внимание, словно все чувствовали, что душа ее пуста.

И вдруг с Георгием весь мир стал чист, чисты люди, окружающие ее, чисты их взгляды, та же работа, что и прежде, стала любимей. Никто не просит у нее свиданий.

Она часто бывала теперь у Вохминцевых. Ольга уже вернулась из «декрета», работает, ребенка носит в ясли — прелесть мальчишка.

Назвали его Георгием, и Ольга смеясь говорила, что во всем виноваты Раменовы во время прошлогодней поездки. Из яслей Ольга идет на конный двор, седлает верховую лошадь и отправляется на участок. Приезжает в ясли кормить ребенка и забирает его после работы.

Сегодня Нина опять пойдет. Так интересно. Ольга кормит, пеленает. «Кукла живая, и мы с Ольгой играем…» Радость обеим. А приезжает Вохминцев и относится к ребенку очень серьезно, берет его бережно и, кажется, с ужасом смотрит, когда Ольга подбрасывает мальчишку.

— Пусть растет героем! — говорит она.

Георгий перед отъездом почти закончил «Красный крейсер». Ната сегодня увидела картину и глаз не отводила. Нина подумала, что про свое объяснение с Натой и про поцелуи — не скажет Георгию. Влюбленность — не преступление и не оскорбление, если любят чисто и с уважением. Впрочем, Георгий отлично знает…

Крейсер — не тот белый красавец, о форштевень которого была разбита бутылка шампанского и который, как живой, грандиозный зверь, спрыгнул из дока прямо в озеро, углубленное землечерпалками. Крейсер стал жить. Он ушел, и тысячи людей провожали его, как сына, на долгую и опасную службу.

А крейсер Георгия красен. Около него люди с огнем в руках, они пламенем закаляют его. Главный строитель тут же… Большое, бледное, обескровленное пятно, близкое зрителю, контрастирует с крейсером. А там, у электросварщиков, брызги огней обсыпают корабль, как бенгальские огни. Люди идут на палубу, скрываются в его глубинах, он как бы глотает их… Это те, о которых говорила Ната…

Георгия вызвали в Москву, телеграммы пришли в горком партии, в краевой союз художников, в крайком партии. Целый хор требований — немедленно Раменову выехать и привезти свои работы.

Пять тысяч рублей перевели Раменову, сразу же из края приехал директор музея, он же член правления Союза художников, прожил три дня, обсудил с Георгием, какие работы везти. Все было просто, без комиссии, споров, о которых говорила Гагарова. Новый город! Новая жизнь!

Директор художественного музея захохотал и обрадовался как ребенок, увидя «Сон крейсера».

— Что-то вроде песенки Вертинского! — сказал он и спел:

А когда придет бразильский крейсер,
Лейтенант расскажет вам про гейзер…
Он расскажет…
о лазури Ганга…

Но, боже упаси, никому не показывайте.

— У нас проще, чем вы думаете, — ответил Георгий.

Нина только по его рассказам знала, что такое Тихий океан, киты, акулы, косатки, кавасаки, трепанги, цветные медузы, огромные, как зонты, танцующие в глубине под скалами… Шантарские острова с каменными отвесами, плывущие под самолетом… Штормы в океане. И тишина… Лов осенней рыбы, побережье, заваленное драгоценной икрой. Стаи морских зверей, которые идут по морю, видны лишь их белые спины.

Раменов собирался недолго, завязывал свои картины, закрывал, упаковывал.

— То ли дело Шестакову — взял рукопись в портфель и поехал!

Георгий любит физическую работу, говорит, это родная сфера для художника.

Он только сожалел, что не осуществятся его намерения. В это лето хотел поплавать на крейсере, его приглашали моряки, он мог уйти на испытания и все поминал Владивосток, море, какое оно соленое, густосоленое, как он еще совсем юным немного плавал там, — запомнилось на всю жизнь. Не поплавал досыта. И на всю жизнь голоден остался, всегда тянет на море.

Редакция помещается в деревянном бараке во дворе нового пятиэтажного дома. Раменова сидела в редакции за своим маленьким столиком.

Под окном остановился «ГАЗ». Из машины вышел одетый в высокие желтые сапоги, в желтую кожаную куртку Владимир Федорович. На крыльце он вытер сапоги о половик.

Навстречу ему от стола с развернутой подшивкой газет оторвался молодой сотрудник в форме.

— Вы к редактору, товарищ Сапогов? Пожалуйста. Тарас Матвеевич у себя, я провожу вас.

— Нина Александровна! — воскликнул Сапогов как бы с удивлением и восторгом. Снял перчатки и подошел к ней.