Желтоглазые крокодилы

Был слышен только лязг ножниц в шелковистой массе волос. Размеренный, кошмарный звук. Никто не посмел возразить. Никто даже не вскрикнул. Только всеобъемлющий ужас сочился сквозь сомкнутые губы зрителей.

Ведущий уже смело орудовал в массе волос, словно садовник, ровняющий живую изгородь. Лязг ножниц стал спокойнее, менее резким. Серебристые лезвия плясали вокруг головы Ирис свой танец живого металла. Волос было очень много, и ведущий истово трудился, не покладая рук. Аудимат [42] был готов взорваться. Рейтинг взлетел до небес. На следующей неделе будут говорить только о его передаче. Он уже представлял себе заголовки, комментарии, зависть собратьев.

Ведущий картинно бросил ножницы на пол и объявил:

— Дамы и господа, Ирис Дюпен только что доказала вам, что жизнь и искусство едины, потому что…

Голос его потонул в шквале аплодисментов: все зрители, безмолвно застывшие во время жуткой сцены, наконец освободились от наваждения и ликовали.

— Потому что в своей книге Ирис Дюпен изображает юную девушку Флорину, которая, чтобы избежать нежеланного брака, бреет себе голову. Книга выходит в издательстве Серюрье и называется «Такая смиренная королева», это история о… Я расскажу или вы сами?

Ирис кивнула, сказав:

— У вас отлично получается, вы хорошо поняли мою героиню.

Она провела рукой по волосам и улыбнулась. Лучезарно и безмятежно. Так ли важны эти несколько сантиметров волос! Завтра книгу будут рвать друг у друга из рук, завтра все книжные магазины будут умолять издателя о первоочередной поставке тысячи экземпляров «Такой смиренной королевы», надо только мне уточнить, что речь идет не о королеве Франции, а о королеве сердец. Издатель настойчиво рекомендовал ей не забывать об этой детали. «Пусть они не думают, что это просто историческое повествование, дайте им понять, что этот роман — как старинный гобелен, в котором сплетенные воедино нити разных историй рисуют картину мрачного и таинственного XII века с его крепостями и рыцарями… тут вы добавляете подробности, колоритные выражения, чувства — так сказать, наращиваете плоть на скелет. Вам надо порозоветь от волнения, подпустить в голос слезу, заговорить о Боге, очень кстати будет заговорить о Боге, Боге наших предков, о прекрасной Франции, о божественном и человеческом законе, ну, в общем, я на вас рассчитываю, у вас получится!» История со стрижкой не была предусмотрена заранее. Ирис смаковала свой триумф, сложив руки на коленях, смиренно опустив глаза, сосредоточившись на словах ведущего.

«Это цирк, я на арене цирка, и я — королева цирка», — думала она, рассеянно слушая пересказ книги. И вот — последний раз назван роман, последний раз названо издательство, и последний раз ее имя овациями встречает зал, и зрители аплодируют стоя, как римляне на играх в Колизее. Ирис кланяется в знак благодарности и, серьезная и строгая, легкой походкой отправляется за кулисы.

Сияющая пресс-атташе, не отрываясь от телефона, подняла большой палец. Победа!

— Ты победила, дорогая! Ты была великолепна, отважна и божественна! — сказала она, прикрыв ладонью трубку. — Все уже звонят — газеты, журналы, радио, другие телеканалы, они хотят тебя, бредят тобой, это полная победа!

В гостиной у Ширли Жозефина, Гортензия, Зоэ и Гэри прильнули к телеэкрану.

— Ты уверена, что это Ирис? — забеспокоилась Зоэ.

— Ну да…

— Зачем она это сделала?

— Чтобы продать, — ответила Гортензия. — И она продаст! Все будут говорить только о ней! Вот классный финт! Думаешь, это было продумано заранее? Она обо все договорилась с ведущим?

— Да я думаю, твоя тетя способна на все, — ответила Ширли. — Но… должна признаться, она меня поразила.

— She knocks me down too, [43] — пробормотал Гэри. — Первый раз такое по телеку вижу. То есть, не в кино, потому что пострижение Жанны д’Арк я уже видел, но там была актриса, и у нее был парик.

— Ты думаешь, она лишилась волос не понарошку? — чуть не плача, воскликнула Зоэ.

— По-моему, нет!

Зоэ посмотрела на маму, которая все это время молчала.

— Но, мамочка, это же ужасно, просто ужасно! Я никогда не стану писать книги и на телевидение никогда не пойду!

— Ты права, это просто ужасно… — едва успела выговорить Жозефина перед тем, как умчаться в туалет: ее рвало.

— Конец фильма, продолжение в следующем номере, — бросила Ширли, выключая телевизор. — И по-моему, все только начинается.

Они услышали звук спускаемой воды, и бледная как мел Жозефина вернулась в комнату, вытирая рот тыльной стороной ладони.

— А почему маме стало плохо? — шепотом спросила Зоэ у Ширли.

— Ей неприятно видеть, как твоя тетя себя ведет! Ну-ка давайте, накрывайте на стол, я достаю курочку из духовки. Скорей, а не то она обуглится.