Желтые розы для актрисы

– Хм! Много чего, много. Ты мне должен целую жизнь, которую я провела без сына, ты лишил меня божьего дара – материнства. Но мне приятно, что я испортила вечер твоей мымре и тебе, приятно, что до сих пор на меня ты смотришь с вожделением, хотя и стал старым хреном.

– У тебя богатая фантазия. Ты всегда была самовлюбленной дурой, а к старости кретинизмом заболела.

– Я выгляжу прекрасно в отличие от тебя, но я и моложе на десять лет, так что до кретинизма мне далеко, тебе ближе. У меня молодые любовники, а у тебя? Что, даже на твои мани-мани никто не ведется? Мне жаль тебя. Буду здесь пару месяцев и постараюсь максимально усложнить вашу жизнь…

– Напугала…

Воспользовавшись зазвучавшей музыкой, заглушающей шумы даже рядом, Саша решила больше не испытывать судьбу, тихонечко перебросила ноги через подоконник и соскользнула вниз. Благо, высота с метр. Дойдя до угла, снова вынужденно замерла, так как за углом услышала голос человека, встретиться с которым в укромном уголке не было у нее ни малейшего желания, особенно наедине, то есть Роба:

– Тебе-то как удалось сюда проникнуть? Ограда высока, охрана повсюду надежная и хребет переломает, если заметит чужих, а ты, как террористка со своей камерой тут как тут. Где твое приглашение?

– Отстань, – фыркнула Тамила. Но резкое слово вовсе не соответствовало мурлыканью. – Мне интересно, что жрет, лакает и во что рядится наша так называемая элита, поэтому я здесь. И без приглашения. Но ты же меня, Робик, не сдашь, правда?

– Ищешь приключений на свою задницу, – хмыкнул тот.

– Ищу приключения на чужие задницы, – почти согласилась она. – Я не могу без драйва, тем более у меня теперь другой профиль, со скучным искусством покончено. Мне нужны разоблачения, тайны, махинации, политика, а не вазочки-цветочки с мазней на холстах.

– В желтую прессу перекочевала?

– Вот не надо высокомерия, не надо. У меня сейчас пик востребованности, поэтому ради материала я пролезу в любую щелочку. Ты же меня заведешь в трапезную? Тамила очень кушать хочет. Не думаю, что охрана потребует приглашение, но у тебя-то оно есть.

– Ладно, за нашим столом место имеется. Фотоаппарат спрячь, дурында, с ним и меня не пропустят.

– Ой, правда… Спасибо, милый, я тебя обожаю…

Ее воркующий голосок отдалялся, Саша выглянула из-за угла и увидела их спины уже у входа в ресторан. Пронесло и здесь. Выждав небольшое время, она тоже побрела к входу, а потом решила посидеть на скамье, ведь за столом придется торчать еще долго. Через несколько минут услышала:

– Саша?

Голос она узнала, очень уж он своеобразный, певучий с оттенками насмешки и превосходства. Когда повернулась к женщине, стало ясно, почему нервничала мама Алексея, несмотря на возраст всех троих, не предполагающий жгучих романов. На вид матери Роба можно было дать лет тридцать пять, это для тех, кто не в курсе, что у нее взрослый сын, а те, кто в курсе, могли вычислить года и удивиться. Холеная, с гладкой кожей, с шикарными волнистыми волосами до талии цвета зрелой пшеницы, выгоревшей на солнце. А грудь… под тонкой тканью угадывалась девичья грудь, но никак не пожилой тетки. А длинная шея… А лицо… Эта женщина безупречна. Мать Роба присела на скамью, в упор разглядывая Сашу, которой осталось делать вид, будто она не догадывалась, кто перед ней:

– Да, я Саша… Александра. А вы…

– В России я была Катериной, но сейчас Катрин. Можно без отчества, не люблю. Так вот, оказывается, какова девушка, которую полюбил мой сын… Я мама Роберта, его родная мама.

– Очень приятно, – вежливо сказала Саша.

На самом деле не очень приятно. Незнакомая женщина беспардонно заявляет о «любви» сына, имя которого возвращало Сашу на корпоратив. Что-то подсказывало Саше, мама Роба взяла на себя роль сводни, и она не ошиблась:

– У Роберта много достоинств, ты просто не оценила…

Росло раздражение, но Саша держала себя в руках:

– Как он может любить, не зная меня?

– М-да… Вообще-то, тебя необязательно знать. Видишь ли, девочка, на тебя хочется смотреть. Дело не в красоте, нет. Сейчас столько красивых девушек вокруг… на каждом углу, есть красивее тебя. Но не на всех хочется смотреть до бесконечности, не всякая внешность приносит радость – я об этом. Не знаю, как это называется, только чувствую и… понимаю Роберта. Он умеет любить, Саша, он щедр, открыт, но ты моего сына отвергла. Чем он, по-твоему, хуже Алексея?

Ну, все, маразмов достаточно на сегодня, Саша подскочила со скамьи и уже не следила ни за тоном, ни за словами:

– Знаете, не хочу говорить о вашем сыне. Никого он не любит, кроме себя. Я для него такая же игрушка, как все, кто его окружает, но которая не далась. Это каприз, уязвленное самолюбие, потому что его прокатили, а хочется быть победителем. Пусть он расскажет вам, как пытался изнасиловать меня, так что любите своего сына сами, а мне он противен с тех самых пор.

Не оглядываясь, переполненная негодованием, Саша отправилась к ресторану, шагала, как солдат, чтобы дама сзади видела: в истории с Робом многоточия нет, только жирная точка. У входа столкнулась с Алексеем, ахнула: