Желтые розы для актрисы

– Ой, Алеша!.. Хорошо, что тебя встретила. Может, домой поедем?

– О чем разговаривала с ней? – ответил он встречным вопросом.

– Не я с ней, она со мной, рекламировала Роберта, чем вывела меня из равновесия.

Алексей обнял ее за плечи и повел внутрь, наставляя:

– Будь осторожна с ней, эта мегера зацепится за ничего не значащую фразу, разовьет ее до абсурда, начнет действовать – и у тебя куча проблем.

– Я высказала все, что думаю о Робе, и ушла.

– Молодец.

– А домой? Пожалуйста…

– Сашка… Я бы и сам поехал, но мы не можем. Пойми. Еще час-полтора, и слиняем по-английски, обещаю.

За их столом Тамила уплетала яства, будто ее, оголодавшую, привезли с необитаемого острова, где она позабыла хорошие манеры: причмокивала, брала еду пальцами и еще облизывала их, постанывая от удовольствия. Какая-то дурацкая демонстрация непонятно для чего. Правда, если б не Роберт за этим же столом, Саша тоже, может быть, чего-нибудь съела, но от одного его вида аппетит улетучивался.

Снова были поздравления, танцы, пели певцы… Снова стол опустел, Саша попросила официанта принести кофе, иначе уснула бы даже при таком шуме. Не ее это праздник, ощущала она себя диковатой провинциалкой, попавшей на чужой стул, и ничего не могла с данным фактом поделать. Наверное, так происходило потому, что на банкетах она всегда находилась по другую сторону праздника – где музыканты, официанты, артисты.

Внезапно где-то снаружи раздался визг, причем несколько раз. Кто-то в зале продолжил танцевать в медленном танце, а кое-кто вышел из-за столов и стремительно направился к выходу, видимо, посмотреть, что случилось. Сидевшая одна за круглым столом и откровенно скучавшая Саша тоже, поставив чашку с остатками кофе, поднялась и вышла на воздух.

Небольшой сквер перед рестораном пустовал, но пара человек торопилась за угол, где не так давно она слушала диалог Роба с Тамилой. Туда поплелась и Саша. За углом стояла плотная толпа и на что-то смотрела. Обойдя за спинами людей в поисках возможности пройти сквозь них, Саше удалось это сделать и увидеть, что привлекло всех сюда.

У стены ресторана лежала, раскинув руки, Катрин. Лицо повернуто в сторону, глаза нереально широко распахнуты, они бессмысленно смотрели куда-то, где жизни вообще нет. Пшеничные волосы, шелковые и мягкие, расползлись длинными прядями по груди, шее, по животу, змеились на асфальте… Камень! «Дикий» камень, необработанный, большой и бесформенный. Он лежал рядом с головой, тонкая прядь зацепилась за него, а на одном из острых выступов – темные пятна… Вне сомнений, это пятна крови… Откуда взялся здесь камень? Из декоративного бордюра рядом с асфальтовой дорожкой вдоль стены.

Но с Катрин произошла метаморфоза: ей уже не дала бы Саша тридцати пяти лет, на асфальте она видела женщину, которой минимум пятьдесят, в вечернем коралловом платье, облепившем ее немолодое, но стройное и безупречное тело.

Саша скосила глаза на безмолвных людей, окруживших труп, они были потеряны, напуганы, изумлены, кто-то не смог скрыть брезгливости – такова правда: человек приятен, когда он жив.

Одна Тамила хладнокровно щелкала фотоаппаратом безжизненное тело с разных ракурсов, не выказывая ни эмоций, ни отношения к погибшей, хотя была хорошо знакома с ней. Она ответственно работала, собирая материал…

11

Распределение вывесили в среду только на один спектакль – на «Бесприданницу» Островского, режиссер Вадим Пуншин. Женщины-актрисы снова обделены, ведь в этой пьесе всего две женские роли, потому стояли у расписания с кислыми минами пару минут, потом уныло расходились.

– Боярова! – вытаращилась пожилая актриса (заслуженная и с очень громким голосом), когда пришла Саша. – Я была уверена, что Ларису будешь играть ты! У Алисы не хватит мастерства…

– Вы о чем? – хмыкнула появившаяся Анфиса, трезвая и румяная после мороза. – Мастерство и Алиса? Ха! Странно слышать. Она вообще не актриса.

– Я плохо пою, – сказала Саша заслуженной артистке.

– Не свисти, – отмахнулась Анфиса, – ты неплохо поешь, я слышала.

– У нас Лариса будет танцевать, – проговорил Радик за спинами.

Саша кинула взгляд назад на преданно-хитрую рожицу, которая, подняв подбородок выше положенного, уткнула свои тупые глазенки в расписание, но промолчала. Зато Анфиса не поскупилась ни на издевательский тон, ни на правду, которую обычно в театрах не принято говорить:

– Да ты что! Новое прочтение, да, Радик? А ничего, что у Островского Лариса поет? Блистательно поет! А не пляшет у шеста…

– Ну, почему сразу у шеста? – возмутилась заслуженная, получившая роль матери бесприданницы.

– А что, по-вашему, может плясать Лариса Огудалова в современном прочтении? Не «Камаринскую» же! Что, хип-хоп? Фанк? Соул? Неужто контемпорари? Нет! Брейк на шесте с голыми сиськами – вот жесть! Я угадала, Радик, наш дорогой Паратов? М-да, амплуа нынче устарелый тренд, а жаль.