Мы дружно киваем и получаем добавку. А на стойке тем временем возникает толстая стеклянная бутыль с тем самым позапрошлогодним смородиновым вином, о котором ходят легенды в крайне узком кругу, состоящем из нас со Стефаном. Разглашать такие страшные мистические тайны и создавать дополнительную конкуренцию нет дураков.
Репутация смородинового вина такова, что Нёхиси немедленно просыпается и тянет рыжую лапу к бокалу, с досадой бормочет, опомнившись: «Ай, ну да, зверям не положено», – и принимает первый попавшийся условно человеческий облик; честно говоря, настолько условно, что слегка шокирует даже меня.
Ладно, не стоит к нему придираться, а то будто сам не знаю, как трудно бывает превращаться спросонок. Нёхиси еще вполне ничего выступил. По крайней мере, его новая версия с головой и даже в штанах.
– Вот это, я понимаю, чудеса, – говорит Стефан, разглядывая бутылку. – Ты же жаловался, что смородинового вина совсем мало осталось и грозил не трогать запасы до Рождества.
– Да я подумал, ерунда это – ждать какой-то специальной праздничной даты, – улыбается Тони. – Каждый день праздник не хуже Рождества – сам факт, что он для нас наступил. Солнце взошло и заново село, я проснулся, кафе осталось на месте, вино из погреба не исчезло, вы пришли и даже изредка отражаетесь в зеркалах – чем не повод? Самый крутой в мире повод: мы есть.
– Мы-то будем всегда, – вставляет Нёхиси низким, гулким, почти набатным басом, который издает его новое тело; говорю же, превратился спросонок хрен знает во что. – А вот смородиновое вино скоро закончится, и это величайшая несправедливость, – печально добавляет он, поставив на стол опустошенный бокал. И спрашивает Стефана: – Может, сделать эту бутылку бездонной, пока не поздно? Как мы четыре года назад поступили с каким-то особо удачным по вашему общему мнению коньяком? Я помню про этот ваш дурацкий, неизвестно кем и зачем придуманный закон сохранения материи. Но в прошлый раз все прошло отлично, ты сам свидетель. Вселенная щедра. Она и не заметит, если еще на одну бутылку у нее бесконечности отщипнуть, точно тебе говорю. Соглашайся! Сам же будешь потом локти кусать.
– Он не дотянется, – высокомерно говорю я и демонстративно подтягиваю ко рту собственный локоть. Дешевый балаган – моя страсть.
– Ничего, будет надо, твой укушу, – обещает Стефан. И укоризненно смотрит на Нёхиси. – Умеешь же ты ввести в искушение на ровном месте! Ай ладно, черт с ней, с материей, я ей не нянька, пусть сама думает, как ей сохраняться. Давай.
Будущее наше, таким образом, обеспечено. Правда, не навсегда, как наверное можно подумать, услышав слово «бездонная»: с нашими аппетитами ничто не навсегда. Но все-таки более-менее надолго. Особенно если мне в руки эту бутылку никогда не давать.
Тони, по идее, должен быть сейчас доволен больше всех: он парень хозяйственный. А бутылка все-таки из его погреба и после каждой вечеринки будет возвращаться туда. Но Тони внезапно ставит почти полный стакан на стойку и улыбается такой специальной вежливой улыбкой, предназначенной нам, чтобы не обращали внимания на окутавшую его хмурую тучу, невидимую, но настолько очевидную, что хочется тряпкой смахнуть. Но тряпкой, увы, не поможет. Я проверял.
Не первый год зная Тони, которому, прямо скажем, не то чтобы свойственно вступать в близкие отношения с хмурыми тучами, видимыми или нет, я догадываюсь, откуда она взялась. И с привычным сочувствием думаю, что быть двойником смотрителя Маяка, конечно, ужасно круто. Но, к сожалению, не всегда.
Люси
Весь вечер почему-то была уверена, что вот-вот приедет трамвай. Черт его знает, откуда взялась эта уверенность; не то чтобы каждая вторая ее экскурсия завершалась на Этой Стороне. И даже не каждая сотая. То есть, случаи, когда Люси оказывалась на Этой Стороне с экскурсантами, можно было пересчитать по пальцам. Одной руки.
Но ладно. По крайней мере, Люси держала себя в руках. Не обещала никаких невозможных трамваев, только увлеченно рассказывала – о пространстве мифа, всегда существующем одновременно, параллельно с пространством обыденной повседневности. И, переходя от общего к частному, о бесчисленных чудесах пограничного города и его потаенной изнанки, как всегда, выдавая их за малоизвестные городские легенды, каковыми они, строго говоря, и являются – до поры, до времени, пока сами овеществиться не решат.
Просто такой уж вдохновенный выдался вечер, Люси была в ударе. Не просто честно отрабатывала программу, ее натурально несло. Тому было много причин.