Неуклюжая доха делает караульного неповоротливым, путается у него в ногах и через секунду, оглушенный ударами Ильицкого, он валится наземь.
Ильицкий быстро одевает доху и папаху караульного, берет его винтовку и равномерной спокойной походкой огибает угол барака, направляясь к второму полудремлющему караульному.
— Са-то, — говорит японец, увидя его и принимая за своего товарища. Но прежде, чем он успевает его разглядеть, он уже тесно прижат в угол, а винтовка его отброшена далеко в снег.
Ильицкий затыкает ему рот его же рукавицей и связывает его по рукам и ногам.
С дверью справиться оказывается легче, чем он ожидал. Она деревянная, и, хотя впереди и повешены внушительные замки, она держится на стареньких заржавелых шарнирах, прибитых гвоздями.
Ильицкий без труда отламывает их штыком.
— Ольга!
— Я! — раздается слабый женский голос.
— Идем скорее.
— А лошади?
— Есть! Я еще днем приготовил. Теперь только быстрее — скоро следующая смена караула.
— Мы не успеем скрыться, — говорит Ольга, поравнявшись с лошадью Ильицкого.
Вдали, на синевато светящемся снегу дороги, видны черные движущиеся точки. Расстояние между ними и беглецами все сокращается.
— Да, нам не удрать. Они слишком быстро спохватились. Хорошо, что сейчас начинается лес, и они упустят нас из виду.
Они сворачивают влево от дороги, но по тропинкам пробраться на лошадях совершенно невозможно. Приходится опять вернуться на дорогу.
— Вот что, — говорит Ильицкий, — они уже близко и сейчас настигнут нас. Слезай с лошади и спрячься тут где- нибудь.
— А ты?
— Я попытаюсь завести их подальше, если это просто солдаты, то я как-нибудь выпутаюсь. У меня есть пароль и пропуск.
— А как же я?
— За тобой я вернусь утром. Тут где-то недалеко должен быть отряд наших…
4. Ночь в могиле
Сквозь узоры листьев — молочно-голубые блики луны. Ни малейшего ветерка.
Спит лес.
В свете луны — пни и кусты — фантастические тени чудовищных существ. Сломанный ветром сук, упавший посреди тропинки — леший, прилегший отдохнуть. Он точно схватился за голову руками и вот сейчас-сейчас кувыркнется, прямо под ноги и дико захохочет: «ха-ха!».
Тихо.
Хруст сучьев под ногами — бежит Ольга.
Куда?
Куда-нибудь. Только поглубже в лес. Спрятаться, выждать до утра.
Топот копыт все ближе и ближе. Вот уже почти рядом.
Ольга слышит, как японцы разговаривают между собой. Слышит, как харканье — гортанные слова команды старшего.
Несколько японцев соскакивают с лошадей и, нагибаясь к тропинке, рассматривают на снегу следы, куда они идут…
Затаив дыхание, Ольга ползет по тропинке. Платье цепляется за сучья, руки мерзнут в обледенелом мху.
А тут, кажется, какая-то яма — углубление. Тут можно будет спрятаться и выждать ухода японцев.
— А-ах! — Рука ее нащупывает под собой что-то мягкое и склизкое, и, инстинктивно отдернув руку, у нее вырывается невольный крик.
Под ней труп. И не один. Вся яма полна трупов. Очевидно, тут недавно было сражение, и могилу не успели зарыть.
Японцы настораживаются. Один что то сказал, — остановились.
Потом они направляются по тропинке в сторону могилы.
Ольга, не теряя ни секунды, лежа, сдвигает на себя сбоку лежащие трупы. От неприятного запаха кружится голова. Тошнит. Как сквозь сон, Ольга слышит, как японцы, подошедшие к яме, о чем-то разговаривают, затем медленно проходят дальше.
— Спасена, — думает Ольга. — Но что теперь делать. Неужели ей придется умереть среди этих уже похороненных?
Ольга не слышит, как японцы, окончив осмотр, садятся на коней и едут обратно. Ей все чудится, что они все еще недалеко, около ямы, и она не смеет делать ни малейшего движения.
Только открытые глаза видят сверху небо. Облака плывут быстро, точно куда-то торопясь, мимо луны, белые такие, пушистые…
Неужели она видит их последний раз? Неужели ей придется задохнуться среди трупов, умереть страшной смертью?..
Она вспоминает свое детство, мать, отца… Потом работу, фронты… И вот ее первая беззаветная любовь — Лазо. Он ее герой, она его подруга, сосватанная с ним в боях и в огне…
Как все это скоро кончилось. И тут вдруг смерть, такая жуткая, нелепая…
— Ох!.. Тяжело давит грудь лежащий на ней труп. Тяжесть подступает к горлу. Трудно дышать.
— Ох! — Она уже не сдерживает слабого вздоха. В глазах мутнеет, луна начинает двоиться, троиться… Много кругом больших светлых лун…
Что это? Точно трупы над ней зашевелились, задвигались…
В паническом ужасе Ольга хочет вскочить на ноги, но ноги уже не подчиняются силе воли. Она чувствует, что уже не уйдет. Она в плену у мертвецов…
Холодные мурашки пробегают по ее телу. В страхе она закрывает глаза…
…Вот, вот опять трупы задвигались, зашевелились. Не может быть, чтобы это была галлюцинация. Вот она чувствует, как с ее ног сползает один труп, затем другой, третий, ударяясь стиснутыми зубами об ее лоб… У Ольги мутится сознание.
Неужели мертвецы ее не выпустят? Нет! нет!!! Вот чьи- то холодные руки трогают ее лицо, охватывают шею, ноги, приподнимают ее…
Она лишается сознания.
Медленно врезываются в мозг первые проблески мысли. Ольга открывает глаза — над ней наклонилось какое-то черное косматое чудовище…