Но управляющий губернией озабочен: сочетание губернаторского апломба и социалистической невинности не всегда ему удается, вернее — никогда…
А сегодня важно: будет, приехавший из Харбина, полковник Луцкий, будет атаман Кузнецов…
О-о! Атаман Кузнецов.
Алексеевский досадливо горько кривится.
— Я раньше всех!
— Войди, войди!
Низенький, коренастый эс-эр Иокист, журналист и пьяница, вваливается как-то боком и говорит, как всегда, горячо, порывисто, махая нечесаной лохматой головой и слегка заикаясь.
— Товарищ Алексеевский! чуешь, вчера два пьяных офицера приходят в редакцию, чуешь, и — мы — говорят — всех большевиков — нас-то, чуешь, — на дуэль, говорят — перестреляем.
— Ах, знаю… Стоит ли?., ведь пьяные… да и арестовали же их.
— Кой дьявол! гуляют… да, чуешь, товарищ Алексеевский…
— Ну, хорошо, хорошо, потом… Я вот, голубчик, хочу сказать тебе… Знаешь… вот видишь ли… не зови ты меня при всех товарищем… Кузнецов будет… Сволочи… но, понимаешь, неудобно… Что? Пришел? Кто, Аннушка? A-а, прошу, прошу!
Слегка щурясь, не то ласково, не то насмешливо, входит полковник Луцкий.
— Были у Кузнецова? — Алексеевский Луцкому, после, как поздоровались.
— Да.
— Ваше мнение?
— Что-ж, атаман, — человек, все-таки дисциплинированный.
— Дисциплинированный?.. Неправда!.. — Иокист вскипает.
Натянуто хмурый Алексеевский напрасно пускает в ход свою дипломатию.
Иокист не обращает внимания.
Шум… смех… говор: комната заполняется гостями… Вот и китайский консул — толстый веселый плут…
Иокист не обращает внимания.
— Отряд Кузнецова признает только его… И… ничего не поделаешь.
— Чуете!..
Луцкий и сам знает: атамана не уговоришь.
Помнит… На предложение о слиянии и контакте белых армий Кузнецов ему так:
— Разумеется. Единства требует наша родина. Но в настоящее время, здесь, на Амуре, я окружен большевиками явными и тайными… Ответственность на мне…
Луцкий понимает: атаман Кузнецов первенства не отдаст и…
Шум смолкает…
Полковник Луцкий почтительно встает.
Тинькая шпорами, в зал входят два офицера: Кузнецов и его ад'ютант.
Атаман, подойдя быстро с холодной улыбкой, целует руку «мадам Алексеевской» и поздравляет «с днем ангела». За начальником, по чину, — тоже ад'ютант.
Алексеевский секунду колеблется. (Губернатор или любезный хозяин? Кем быть?)
Но затем — к атаману, молча, улыбаясь приветливо…
Когда же супруга Ивана Алексеевича приглашает гостей к столу, то атаман твердо:
— Прошу прощения! Мне некогда. Я еду! Я заехал на минуту, только поздравить. Извините! Всего хорошего!
Алексеевский вздрагивает и атамана — в сторону… где Луцкий и Иокист…
— Простите, атаман (он дает себе право называть его атаманом, а не «ваше превосходительство»), я предполагал, что мы сегодня, после вечера… ну, вы понимаете… пользуясь присутствием полковника… мы поговорим о…
— С полковником Луцким я уже переговорил. Если же что либо имеется у вас, то, я думаю, мы поговорим об этом конфиденциально.
— Ну, разумеется… разумеется… я…
— А сейчас я должен вам сказать, что еду в штаб, куда вскоре прибудет майор Ки-о-синша от имени генерала О-си-мара.
— Зачем?
— Не осведомлен… Но, думаю, завтра вам, как управляющему губернией, это будет известно… Корнет, который час?
— Без пяти двенадцать, ваше превосходительство — вытянулся ад'ютант.
— Через пять минут майор Ки-о-синша будет у меня. Прощайте!
И по липу атамана тенью мелькает улыбка.
Медленно подходит к Иокисту полковник Луцкий и, взяв его под руку, улыбаясь:
— Скажите… а сильно вас всех этот атаман пугает?..
— ?! — Иокист мотает возмущенно головой…
— Вижу, вижу… Но я тоже должен идти… Прощайте!
Уже на исходе второй час ночи. Вино… Шум… Винные пятна на белоснежной скатерти рдеют. Управляющий губернией говорит речь очень демократическую, и в то же время полную достоинства, об кульминационном по тяжести моменте, переживаемом «нашей дорогой родиной».
В это время в столовую влетает Каравайчик, щупленький, плешивый адвокат, юрисконсульт «взаимного кредита»:
— Господа, Мухин в городе!
Бомбой рвется известие… В пьяные мозги острой болью осколки…
Мухин в Благовещенске.
Мухин… бывший председатель Совета, глава всего края… Амурский Ленин…
— Да нет, неправда! — первым приходит в себя управляющий губернией — неправда, нелепость… какой глупый слух!
И сразу… Вздохом облегчения… говором… шумом:
— Ну, да, ну, да!.. Ну, разумеется… Глупый слух…
4. Глупый слух
А глупый слух растет.
Упругим мячом — от базаров в улицы… Из дома в дом — обывательский радио.
— Слыхала, матушка?.. Мухин-ат… Антихрист…
— Слыхала, слыхала… Не попусти, господи!..
Крестятся две старухи.
— Да, что вы… Правда?
— Ей-богу!.. Наш телеграфист видел.
— Ловко!..
— Степан Парамоныч!.. Да вам-то какое беспокойство?
— Как это какое? — по прилавку… аршином…
Сердито: — теперь этой шпане, прости господи, голодранцам забурхановским все на руку… Пойдут мутить… А што толку-та…
— Именно-с… Толку-то и нет… Да и атаман, я чай, не дремлет.
— Так-то оно так… Атаман… Помоги ему боже!
— Врешь, дьявол?!.
— Право слово… Чего мне врать?..
— Здорово!.. Вот, поди, эта сволочь-то бесится…
— О-го… Видел вечор… атамановцы на конях гоняют, как угорелые…