Кроме своих, ее тут никто не знает. Она недавно приехала из Амурской тайги больная, усталая… Не может быть, чтобы ее уже успели выследить. На всякий случай, она проверяет обойму браунинга.
— Кто?
— Ольга, это я — Ефим.
— Фу, как ты пугаешь людей, — говорит смеясь Ольга, впуская Ефима. Разве можно так бешено звонить?
— Я очень тороплюсь, — запыхавшись говорит Ефим, — мне нужно еще обратно.
— Куда?
— На банкет! Я только прибежал сообщить тебе очень важную тайну.
— Тайну? Откуда ты узнал?
— Я подслушал у дверей. Белогвардейцы собираются перехитрить японцев и расторговать Россию. У них составлен подробный план с указанием адресов белогвардейских агентов, находящихся в России и заграницей. Нужно во что бы то ни стало овладеть этим планом…
— И отправить его в Россию, — перебивает его Ольга. — Тогда мы вырвем белогвардейские организации с корнем и разоблачим иностранных агентов.
— Вот, вот!
— Но, как это сделать?
— Завтра вечером полковник придет к баронессе, и она передаст ему план. Так они условились.
— Ну, и что же?
— Я, как всегда, буду прислуживать баронессе. Видишь, это место лакея в Модерне весьма пригодилось. Вероятно, они будут пить кофе или вино. Если всыпать порошок в стакан Луцкого так, чтобы он выпил его перед самым уходом, то не трудно будет выкрасть у него документ.
— Да, это, пожалуй, план хороший. Что же, действуй… Хотя… постой… Кому, ты говоришь, она должна передать его?
— Да, Луцкому! Фу, чорт… я и забыл о нем сказать… Ведь ты ж его знаешь… Помнишь, допрашивал нас…
— Помню, как же. Он, кажется, симпатизировал мне, и, только благодаря этому мне удалось выбраться.
Ефим смеется.
— Ну, это, кажется, вообще человек увлекающийся. Он только что познакомился с баронессой и уже не отступает от нее ни шагу.
Ольга о чем-то думает.
— А знаешь, Ефим, мы пожалуй и это используем.
— Как?
— Я пойду к нему сама.
— Ты?
— Да, я!
— Но ведь тебя сейчас же узнают и арестуют.
— В лицо меня знает только он. Я же к нему приду под вуалью. А потом…
— А потом?
Ольга, что-то придумавши, загадочно улыбается.
— А потом можно будет и без вуали. Увидишь!
— Хорошо, я согласен. Только давай теперь подробно обсуждать, как мы все это устроим.
И, сблизивши головы, они долго о чем-то шепчутся и вперемежку смеются.
Смеется еще один. Этот кто-то, тщательно скрывающийся за поворотом улицы и зорко следящий за домиком Ольги.
— Тама пошел капитана, — шепчет фигура про себя.
— Шима нада капитана, така поздна…
Глава 13-я
БЕЗ СТРАХА
1. Мухин
Только и видно: вспышками камелька освещены два профиля: один молодой, строго очерченный, другой — простой, несколько полный, чисто русский. Ниже — все остальное теряется в темноте. Вот разве по временам — красный отсвет углей падает на край скамьи, на светлый кружочек — дуло маузера, а дальше — на синь стали, гашетку, ручку.
Да еще чуть-чуть — угол, задымленный, черный. Там тоже сидит человек… Третий, — пятном, ничего не разобрать.
Вот лицо молодого поворачивается: глаза, как черные большие сливы, да крупные сочные губы полуоткрытого рта, да — смоль кудрей.
Это — Лазо.
Он говорит:
— Остается только одно, товарищ Мухин: вам вернуться немедленно в Благовещенск и начать организовывать силы, а здесь в тайге — собирать вокруг себя отряды.
— Их много здесь, разбрелись… — репликой бросает Мухин, наклоняется и начинает помешивать в камельке.
Угли трещат, разгораются, вспыхивают, освещая пространство больше выше. Вот на миг показалось бревно, за ним настил, поросший мхом. Это потолок… низкий, черный, придавленный… и — снова погрузился во мрак.
— …Да, их много, но все они разрознены, дезорганизованы.
— Иные даже очень…
— Ничего! — и Лазо также наклоняется к камельку. — Соберите с’езд… Они вас знают. Доверяют. Организуйте. Станьте во главе их и вот — сила.
— Только одно…
— Что?
— Не надо увлекаться армейскими соединениями.
— Да уж какое там увлечение!.. Так — отряды сколотить… небольшие, крепкие…
— Верно. Партизанские отряды, чтобы ничем не связывались… Никаких тыловых организаций.
— Тайга… вот наш тыл. — И Мухин улыбается.
— Теперь только одно — партизанская война.
— Да-а, время бы протянуть до весны, а там — тайга заговорит…
Молчат оба.
— …Вот почему, — как бы своим мыслям отвечает Лазо: — вот почему я и думаю — вам надо здесь начать, а я — уйду с отрядами в Приморье. Там буду собирать и организовывать силы, а к весне, сплошным партизанским фронтом надвинемся из тайги на магистраль…
— …От самого океана, до Забайкалья… хорошо…
Крепкий, коренастый Мухин поднялся.
Настоящий приискатель — в высоких унтах[9]
. Надел шапку-ушанку.— Ну, товарищ Лазо, значит — так! — и подал руку.
Крепкое пожатье.
А потом Мухин надел рукавицы, вскинул за плечо японский карабин и, низко согнувшись, шагнул за дверь зимовья.
В звездную холодную ночь.
Вкусно пахнет на кухне.
Косматая голова свесилась с нар, маленькие глазки блестят, ноздри раздуваются — нос почуял добычу, курносый, такой же маленький и живой, как глаза лохматой головы.
Вот протянулась жилистая и длинная рука к печке на сковородку и, как клещами: мигом — хвать пирог! И в рот…
Нет его.