Желтый дьявол. Том 1

Несколько кавалеристов дернулось, рванулись лошади. Лошадь хорунжего мотнулась вправо, шатнулась и рухнула в канаву.

Другой грузно ткнулся в грязь дороги, молчит, убит… Кавалеристов в миг сдуло с коней: мишень.

— В цепь! — кричит Враштель, осаживая лошадь в канаву, — пулемет!

Японский офицер соскочил с лошади, тянет ее тоже к канаве…

— Цек-цек… ну… дергает он за повод. Та нейдет.

Пюик — пулька в голову лошади, — та вздыбляется, подбрасывает на поводу японца.

Потом — оба в канаву…

… — Батюшка, родной — смилостивись!.. — Женщины валяются в ногах у Враштеля, в грязи на площади и молят.

— Перед народом! срам ведь… стыд… старики… вели, чтоб там, в холодной пороли, пожалей седину… Молод ты сам и у тебя отец… вели…

— Молчать! — сволочь… Эй, там — снять штаны…

Их восемь… Все это старики села Гордеевки, самые древние в целом округе… Теперь их за сыновей, за всю деревню, за всю волость собираются пороть на площади перед всем сходом.

Стоит вся деревня — молчит. Потупились глаза у баб, угрюмо смотрят мужики.

А на козе, без штанов — голые, худые ноги стариков повисли натуженные, примотанные веревками к перекладинам.

— Срам-то какой, срам… — вздох в тишину одного старика с козы.

— Ну, живей! — там…

Принесли пучок лозы.

Вихрастый пьяный казак схватил… Взмах… Свист…

Женщины закрыли глаза, зажмурили крепко, — чтобы не видать.

А сход, а толпу кольцом окружил карательный отряд — шашки у них блестят — лезвие острое, отточенное…

Ругань… Крики…

Двоих казаков срезало… Один стонет…

Толпу не пускают, окружили, чтоб не разбежались: смотри и казнись…

— Так их… так…

Стиснули зубы старики, ни звука.

— Хлеще их!.. — кричит какой-то с седла…

И хлещут — свистят прутья…

Резко, как хлыст — вопль женщины — она валится…

— Так вам, сукины сыны! Будете скрывать своих сыновей..?

— Будете давать подати?.. Будете прикрывать партизан?..

Молчание холодное, мертвое — в ответ в толпе.

Она — застыла.

Сжала: глаза — женщины, зубы и кулаки — мужчины.

А потом — ночью их еще пытали: на каленую лопату садили, горячей водой наливали…

Духу уже не было, да и плоть умирала, едва теплилась… Тогда…

Под утро Враштель:

— Собирайсь! — скомандовал…

— Ваше благородие, а стариков куда?..

— Развесить по хатам!.. — и вытащили на коньки и повесили с крыш над окнами крайних хат.

А одного — на журавль, потом вызнали… — все на краю деревни.

И висит над колодцем старик… болтается… бородой гуляет по ветру.

Восемь повесили — всех.

Сами уехали под туман…

Только один сорвался, ожил — уполз…

Семь осталось — висят…

И выглянули сотни глаз — прильнули к окнам…

— Ой, батюшки-светы! — Иван-то, матка… Ой! — на журавле… висит…

— Родимые… Родненькие… Ой!.. — и закликала девка, забилась, заумирала — припадочная.

5. Село Ивановка

— А морозец сегодня здоровый какой! — говорит Василий, входя в хату. Он снимает полушубок, стряхивает снег, и потирает замерзшие руки.

Около весело потрескивающего огня в печке — его сосед Клим.

— Что, замерз? — говорит он встречая Василия. — Да, мороз сегодня крепкий.

Потом задумчиво прибавляет:

— Нам тут хорошо, а каково нашим ребятам в тайге!

Оба мужика садятся у печки, разматывают кисеты, набивают трубки.

— Ну, что слышно? — спрашивает Клим.

— Давеча тут приезжал Степан с Кириллом за овсом. Говорит — готовимся. Скоро, говорит, наступать будем.

— Ну, это уж зря. Мало у них еще сил?

— Ну, так что ж. Если надо будет — разве мы не поддержим. Село у нас богатое — живем, как у бога за пазухой. Пусть берут — все дадим.

— Это вестимо, как оно есть. В этом сумлеваться не приходится. Дадим и сами пойдем — всем селом — истинный господь.

— Вот оружие бы нам только. Ружьишек! Пулемета какого-нибудь: видал, как косит: та-та-та-та. Здорово!

— Ну, тебе еще пушку! — смеется Клим. — Целую автономию.

— А что же? Мы и свою антимонию можем развести. На что нам эти генералы и полковники. Слышал — давеча, одного стражника за баней застрелили — из Благовещенска.

Входит Андрей, сын Василия, только что приехавший из соседнего села.

— Говорят, японцы в Благовещенске хозяйничают во всю.

— Ну, до нас еще далеко… — говорит Клим. — А о Мухине ничего не слыхал?

— Говорят, готовится к восстанию. Отряд у него отважный — маху не даст.

— Эх! — хорошо бы прогнать всю эту свору.

— Да-Да-а… — задумчиво произносит Василий. Делишки! Ну, пойти спать, что ли.

Он стягивает валенки и, лениво раздевшись, влезает на печку.

— Эх, и ночка хорошая! — смотрит Андрей через окошко на улицу. — Звезд-то, звезд-то сколько…

— Ишь, загляделся. Спать пора. Завтра раненько нужно за дровами ехать…

Из доклада японской контр-разведки:

«…настроение среди населения отрицательное. В некоторых селах, как например Ивановка, крестьяне активно поддерживают партизан, снабжая их продуктами…»

— Ну, значит, в Ивановку — решает начальник японского карательного отряда.

— Правильно! Хоть одно село… проучить, как следует — чтоб им!..