Желтый дьявол. Том 1

Глава 20-я ПЕРЕТАСОВКА КАРТ

1. Самостийники

От Харбина к югу в сердце Китая тянется Чан-Чуньская ветка Китайской дороги.

В купэ второго класса сидит полковник Луцкий. Один. Лицо усталое, грустное.

Едет в Пекин… А там…

Князь Кудашев… Доклад…

Приказала баронесса Глинская.

Недавно, по ее же приказу, вернувшись из Благовещенска, Луцкий вновь отправился дипломатничать. Хабаровск… Чита…

Семенов… Калмыков… Атаманы.

И теперь грустно.

Плавное покачивание вагона наводит дремоту.

На память лепятся обрывки картин…

Привольный широкий красавец Амур буйно прорывает хребет Хингана.

Направо… налево по кручам гор тайга…

Дикая, могучая, красивая.

Слегка вздрагивая, быстро вниз по течению идет пароход.

И чуть ли не при каждой остановке с пристаней на пароход вваливается комендантская команда: нюхают, шарят, ищут: в каждом пассажире — большевика, в каждом углу — контрабанду.

— Нахал! — вспыхивает какая-то дама, — как вы смеете… Это безобразие, господин офицер.

Полупьян… Скрывает смущение… Отходит…

— Ишь… коммунистка.

В порыве усердия думал найти большевика у дамы под блузкой.

По скатам и гребням трех гор, в садах зеленый Хабаровск.

Атаман Калмыков в кресле своего кабинета… В штабе.

Низенький… Щупленький… Плюгавый. Это тот самый, который налетом ворвался во главе отряда на 86-ой раз'езд и прервал связь между Востоком и Западом.

Тогда он был просто прапорщик, а теперь он — атаман Уссурийского казачьего войска.

Сегодня у атамана шапка на затылке. Все довольны.

Верный признак: шапка на затылке — проси, что хочешь… шапка на лбу — не подходи…

Развалясь в кресле… атаман — Луцкому:

— Что вы говорите… Американцы — друзья?.. Неправда… Плохо вы их знаете, полковник — жиды и большевики.

— Я полагаю, ваше превосходительство…

— Да, что говорить… Недавно чуть было не арестовали двух моих офицеров… Хорошо, японцы там были — выручили. Вот японцы — другое дело… Помогают… Вместе с моими отрядами… По деревням… Большевиков ведь много… А… что тебе?

— Ну, говори, говори!..

Низенький, пухлый прапорщик с пышной шевелюрой вытягивается в струнку:

— Ваше превосходительство! Прошу вашего содействия… вызвать на дуэль ад’ютанта китайского генерала Ли-Ши- Чена.

— В чем дело?

— Оскорбил.

— Как?!.

— Вчера на берегу… какой-то ходя задел меня…

— Ну?..

— Я дал ему в рожу… А тут… китайские солдаты… Человек десять… и с ними ад'ютант Ли-Ши-Чена…

— Ну!..

— Вступились… Оскорбили… Ваше превосходительство… Честь мундира…

— Ну…

— Хочу вызвать на дуэль.

— Молодец!.. Подавай рапорт.

Над рекой Ингодой, на песчаном холме, окруженная сосновыми лесами, раскинулась столица Семеновского царства — Чита.

Сегодня атаман Семенов в приеме полковнику Луцкому отказал: спешно едет по вызову в японский штаб, но… и не просил даже, а просто приказал: быть сегодня вечером в шантане.

В шантане?..

Луцкий скандализован…

В шантане…

И все-таки едет.

Успех миссии прежде всего.

Довольно большой зал горит широкой люстрой и десятками бра.

Столики… столики… столики…

Лакеи. Бутылки. Фрукты. Офицеры. Дамы. Бокалы. Звон. Шум…

Лысый чех дирижирует струнным оркестром.

У самой сцены — большой продолговатый стол…

Атаман Семенов, окруженный группой офицеров, пьет…

И с ним Маша-цыганка.

Луцкий шокирован, но…

Вежливо, скрывая брезгливость, целует руку наложницы атамана.

Вспомнилось: на бесконечно унылой Амурской дороге, направляясь в Читу, он знакомится с харбинским евреем-коммерсантом…

— Что вы думаете?.. Я еле оттуда живым выбрался… Это мне стоило копеечку…

— Что вы говорите?.. Разве атаман…

— Нет!.. Зачем атаман… Я дал Маше-цыганке.

— Как?..

— Я что вы думаете?.. Она там — царь и бог… Что хочет, то и делает.

Теперь вспомнилось…

И Луцкий исподтишка рассматривает легендарную фаворитку атамана Семенова.

Почти… голая.

Большие, горячие, влажные еврейские глаза мечут лукавые, зовущие искры… А губы… Пухлые, жадные… вторят.

Маша держит бокал… и смеется.

А над ней… сгибаясь в три погибели…

Какой-то поручик…

— Помилуйте!.. Я четыре года проливал кровь… Родина… Был неоднократно представлен в капитаны… в подполковники… И… как видите… — поручик разводит рукам и, — поверьте, я сумею отблагодарить…

И что-то — на ухо.

— Хорошо! — кивает головой: — придите завтра.

Поручик склоняется еще ниже и целует белые обнаженные руки.

В Даурию к Унгерну Луцкий не завернул. Слышал… знает: застенки… садизм… грабеж.

Нет! Довольно!

Обратно… в Омск… на фронт. Там лучше.

Там наивные с бело-зелеными ленточками студенческие полки генерала Пепеляева поют:

…Вскормили нас и вспоили
Сибири родные поля…

Там легче, свободнее дышится.

А пока…

В Пекин.

2. Атамановская неразбериха

Маленький клубочек белого дыма плывет вперед и расширяется в большое сизое кольцо. По мере увеличения кольца, посреди него появляется редкая щетина тщательно причесанного бобрика. Выдаются надкостницы глаз с густыми седыми бровями и тонкий орлиный нос.

Ниже — бархатный отворот утреннего шлафрока, черный шелковый шарик пуговицы, согнутая рука с длинными пальцами держит визитную карточку:

Григорий Григорьевич Луцкий