Оно призвано развить у человека определенные навыки в манипулировании своими внутренними духовными состояниями. Тот факт, что это достигается посредством определенных форм внешнего поведения человека и воплощается в нем, не меняет сути дела. Идеологическое же учение, в каком бы контексте оно ни выступало (или идеологический аспект всякого учения), имеет целью дать человеку некоторую совокупность знаний об окружающем его мире и о нем самом, добытых каким-то образом, и добиться того, чтобы человек признал их за неопровержимую истину (более того, за истину, не подлежащую сомнению, — это уже социальный аспект дела). В реальной действительности, повторяю, все это выступает в определенной исторической связи. Добавим к этому то, что все это происходит в исторически данной среде, что тут участвуют миллионы людей и т. д. Создаются религиозные и идеологические организации, занимающие определенное место в обществе. А организации эти суть люди с их целями и страстями. Все это нарушает чистоту исходной абстракции. Но то, что мы выделили благодаря абстракции, так или иначе существует в сложном переплетении жизненных обстоятельств и дает о себе знать.
Обратимся теперь к нашей стране и к конкретной сегодняшней ситуации. Факты таковы. Создано мощное идеологическое учение, претендующее на самое верное, самое глубокое, самое... самое... всего и вся. Сотни людей и десятки тысяч организаций заняты профессионально идеологической работой. Все население страны так или иначе охвачено идеологической обработкой. От людей требуется: 1) внимать идеологическому потоку; 2) показывать, что они внимают и понимают (курсы, школы, университеты марксизма-ленинизма, зачеты, экзамены, семинары, кружки); 3) показывать, что они принимают. Фактически от людей не требуется вера. От них требуется лишь признание того, будто они верят в идеологическое учение. Но это — не та вера, какая имеет место в случае религиозного состояния или состояния веры. От людей требуется именно обнаружение признания, что выражается как в заявлениях, так и в других формах — в фактической работе в пользу учения. С ростом образованности населения и улучшением пропаганды достижений науки, а также с накоплением опыта жизни в условиях нашей системы и передачей его от поколения к поколению увеличивается несоответствие состояния идеологического учения общему интеллектуальному состоянию населения страны, о чем я уже говорил неоднократно. Оно, конечно, действует, но уже не вызывает уважения, подобно тому, как мы носим вещи и едим пищу низкого качества, отдавая себе отчет в том, что это такое. И подобно тому, как люди жаждут улучшения жилищ, одежды, питания, развлечений, они также жаждут и более легких и удобных форм идеологического гнета, не унижающего их достоинства и самомнения и даже доставляющего некоторое удовлетворение. Идеология есть камера, в которую заключен человеческий дух. Но эта камера может быть построена так, что человек не будет себя чувствовать заключенным. Ему это нужно хотя бы потому, что он не совершал никаких идеологических преступлений, — он готов признать все, что угодно, но предпочел бы признать нечто, отвечающее его самосознанию «человека конца двадцатого века».
Неслыханная доброта
— Я договорилась в дирекции и в месткоме, — сказала Тваржинская. — Тебе дают творческий отпуск и бесплатную путевку в дом отдыха. Забирай все материалы и езжай. Захвати мою рукопись полностью. Вот она. Почитай! Может быть, кое-какие замечания будут. Если нужны иностранные источники, закажем. Курьер будет привозить. Я пометила, в каких местах желательно привести цитаты. И отдохнешь. А то у тебя в последнее время вид усталый.
— Ну что же, отдыхай, — сказала Татьяна. — Я со следующей недели работаю в первую смену. Потом я уезжаю в длительную командировку, так что долго не увидимся.
— Едешь отдыхать, — вздохнул Учитель. — Счастливый человек. Отоспишься. Отъешься. Воздухом надышишься. Загляни в гости к Петину. У него там дача. В свое время сам Сталин подарил. Будет настроение, мы к тебе на выходной выберемся. Там великолепные места. И кормят, говорят, неплохо.
— Доклад твой пришлось вдвое сократить, — сказал Знакомый. — Но он от этого лучше стал. Обсуждается на ближайшей редколлегии. Приезжать не надо, без тебя обойдемся. Думаю, что пройдет. У тебя теперь такая мощная защита.
— Счастливо отдохнуть, — сказала Она. — Оттуда, между прочим, можно звонить. И письма писать. Пришли мне письмо. Хочу получить хорошее письмо.
Из рукописи
Но я слишком отвлекся в сторону. Пора переходить к основному содержанию моего сочинения.