Говорят, что сначала была малюсенькая лаборатория натуральных удобрений в научно-исследовательском институте химических удобрений при Министерстве не то сельского хозяйства, не то химической промышленности, не то текстильной промышленности. Цель лаборатории заключалась в том, чтобы доказать преимущества химических удобрений перед натуральными. Лаборатория имела корову, козу, поросенка и пару куриц, которые производили натуральные удобрения, и полсотни ученых разных рангов, которые изучали строение этих удобрений и характер воздействия их на произрастание злаковых растений. Поскольку натуральных удобрений не хватало, по распоряжению начальства обслуживающий персонал обязан был ходить по-большому не дома, а на работе, в опытной оранжерее, где произрастали подопытные растения. Потом корова за неимением кормов сдохла, козу украли, поросенка по пьянке съели младшие научные сотрудники без ученой степени, курицы сами исчезли бесследно. Лабораторию вследствие этого превратили в исследовательский институт ненатуральных удобрений и сделали полусекретным «почтовым ящиком». Построили институт по принципу, по какому делились авиационные полки во время войны: три отдела, в отделе — три лаборатории, в лаборатории — три сектора, в секторе — три группы. Когда началось движение за скорейшее внедрение достижений науки в производство, в обязанность учреждению вменили также конструирование приборов, с помощью которых можно было бы управлять машинами, с помощью которых натурально-ненатуральные удобрения можно было бы без тяжелого ручного труда вносить в почву. Когда начался расцвет кибернетики, в учреждение завезли вычислительные машины, увеличили штаты на двести человек и вменили в обязанность учреждению планирование и долгосрочное проектирование ненатуральных удобрений с помощью математических моделей. Потом завели социологическую группу, которая скоро переросла в отдельную лабораторию. Потом... Короче говоря, получилось нечто вроде кавалерийской дивизии в армии США во время Второй мировой войны, в которой(в дивизии) никогда не было ни единой лошади.
Конечно, не все наши учреждения таковы. Многие являются строго профилированными. Но это никак не влияет на их внутреннюю социальную жизнь и отношения с другими учреждениями всякого рода. У нас в отделе есть очень неглупый парень, занимающийся координированием работы отдела с социологической лабораторией. Он утверждает, что, если бы создали учреждение с одной-единственной задачей — ставить точки на бумажной ленте, в ней воспроизвелись бы все типы социальных персонажей и отношений, все аспекты нашей жизни вообще. Все равно появились бы группы, секторы, отделения, отделы и т.п. Появились бы младшие и старшие сотрудники, заведующие, заместители, помощники. Соцсоревнование. Ударники комтруда. Партийные и прочие организации. Касса взаимопомощи. Собрания. Персональные дела. Алкоголики. Осведомители. Появилось бы, короче говоря, все то, без чего немыслима нормальная советская жизнь. И если бы затем исчезли бумажные ленты и нечем бы стало ставить точки, учреждение все равно продолжало бы функционировать как ни в чем не бывало.
Но я и без таких рассуждений социолога с самого начала своей трудовой деятельности твердо знал, что учреждение есть лишь узаконенное место, в котором ты можешь развить узаконенную деятельность с целью самосохранения и самоутверждения в этом обществе. Все остальное — вздор. Я лишь избрал для себя свой особый путь реализации этой жизненной необходимости: минимум участия в жизни и деятельности учреждения, максимум независимости от него, создание своего микромира, который устраивал бы меня и в котором я чувствовал бы себя полноценной личностью. Добился ли я этого? В известной мере — да. Но какой ценой, сами видите: вместо науки — колхозы и овощные базы. И навеки младший сотрудник.
О жизни рабочих