Желтый дракон Цзяо

На пересечении Нассим, Орчард и Танглин-роуд, рядом с белоснежным особняком братьев Ау, шло представление китайской уличной оперы, которая называлась в Сингапуре по-малайски — вайянг. Вокруг деревянной, наспех сколоченной сцены толпились зрители. Уличные торговцы со своими тележками проворно шныряли в толпе, наперебой предлагая сахарный тростник, охлажденное кокосовое молоко, кока-колу, оранжад.

В темноте наступившего вечера ярко освещенная сцена казалась огромной прямоугольной дырой на огромном черном холсте. В верхней части сцены одно за другим были натянуты несколько узких с выцветшей зеленой бахромой красных полотнищ, исписанных черными и желтыми иероглифами. По бокам и в глубине висели большие панно из папье-маше с рисунками в красно-желто-зеленых тонах. Не очень искусная рука доморощенного художника набросала вперемешку фрагменты из жизни древних китайских императоров, изображения богов, драконов, иероглифы, витиеватые узоры.

На фоне этой аляповато-примитивной декорации несколько артистов разыгрывали сцену из какого-то средневекового китайского произведения. Лица артистов были так обильно покрыты белым, красным, синим гримом, что его характерный резкий запах витал над толпой. Каждый цвет по многовековой традиции уличной оперы означал определенную черту характера.

Действие сопровождалось заунывной музыкой небольшого оркестра и гулкими ударами барабана, отделявшими один акт от другого.

При появлении каждого нового действующего лица, при каждом движении актеров искушенные, хорошо знакомые с условностями китайской традиционной оперы зрители либо разражались аплодисментами, либо расстроенно цокали языками.

Представление подходило к концу. Под одобрительный гул собравшихся на сцене появился высокий мужчина — вероятно, главное действующее лицо постановки, — и остальные артисты уважительно склонили перед ним головы. Мужчина был одет в узорчатый пурпурный халат с огромными рукавами. Его голову украшала корона, в руках он держал меч. Все лицо актера было в румянах — символ смелости, честности и верности. Широкие у краев и сужающиеся к переносице брови также имели прямое отношение к символике: они подчеркивали положительный характер героя, его добродетели. Негустая, но длинная — до пояса — борода свидетельствовала не столько о его преклонных годах, сколько о мудрости.

Мужчина сделал несколько больших шагов по подмосткам, остановился, взмахнул мечом и, обращаясь к стоящим на сцене, громовым голосом начал:

— С тех пор как герои Ляныпаньбо изъявили свою покорность Сунской династии, разбили на севере войска Ляо и пошли на юг, им пришлось выполнять нелегкий труд!.. Теперь я хочу вернуться домой, одетый в парчу, мечтаю дать титул жене и передать его сыновьям. Но что ожидает меня дома? Меня, прославленного воина? Мой повелитель, который все отнимет у меня. Урожай, деньги, жену.

Артист повернулся к зрителям и, глядя поверх их голов в темноту, продекламировал:

Над ровною водною гладью покой,
Прозрачна речная вода.
Но хлеб ваш посеян не вашей рукой,
Вы в жатву не знали труда.
Мы вас благородным могли бы счесть,
Когда б перестали вы в праздности есть
Хлеб, собранный без труда.

Раздалась барабанная дробь. Зрители бешено зааплодировали, засвистели, выражая тем самым свое одобрение. Спектакль кончился.

Главный герой раскланялся и удалился в артистическую. Он снял брови, бороду, корону, начал расстегивать халат. Мужчина дышал тяжело, ноздри его раздувались, а глаза задумчиво смотрели в зеркало — видимо, он еще продолжал переживать свою роль. Он нагнулся к зеркалу и стал внимательно рассматривать морщины у уголков губ, потихоньку поглаживая их пальцами.

Вошел один из артистов и, поклонившись, поставил на столик перед мужчиной бутылку с холодным пивом и стакан. Мужчина медленно повернулся к вошедшему и лениво отвесил ему звонкую пощечину. Уголки губ его опустились, придавая лицу высокомерное выражение.

— Сколько раз тебе говорить, что пиво должно ждать меня, а не наоборот? — негромко осведомился он.

— Прошу прощения, Красный Жезл, — виновато ответил актер. — Меня задержал какой-то тип. Говорит, что он из литературно-драматического общества.

— И что ему нужно?

— Он хочет видеть тебя.

Красный Жезл удивленно выпятил нижнюю губу.

— А сам ты не мог выяснить, зачем он явился?

— Спрашивал. Но он сказал, что хочет встретиться с тобой.

Красный Жезл налил себе пива в стакан, отпил несколько глотков и стал легонько барабанить пальцами по столу.

— А на улице все спокойно?

— Да.

— Хорошо. Давай его сюда. Сам встань за дверью.

Актер исчез в проеме дверей, и через несколько секунд в помещении появился китаец лет тридцати — тридцати двух в безукоризненно сшитом голубом костюме, накрахмаленной сорочке и цветастом широком галстуке.

— Я попадаю на второе выступление этой труппы, — начал он с ходу, — и не могу не выразить своего восхищения вашей игрой…