Желтый саквояж

После взаимного приветствия и традиционных вопросов, как доехали, атаман повёл генерала в пристанционный скверик, возле которого всех ждал немецкий «кюббельваген». Садясь рядом с шофёром, генерал повернулся к устроившемуся сзади Довбне и хмыкнул:

— Машина оттуда?

Довбня понял, что генерал имеет в виду удачный наскок на узловую станцию, и охотно подтвердил:

— Да, было приказано захватить грузовики и, если найдётся, то взять легковушку-вездеход.

— Отлично, — генерал глянул на приборную доску машины, одобрительно кивнул и коротко бросил: — Едем.

Дорога заняла больше часа, и, когда автомобиль остановился возле прятавшегося в густом лесу дома, генерал спросил:

— Подбираете место?

— Конечно, — Довбня помог генералу выбраться из машины и, оглядев небольшую усадьбу, констатировал: — Не в штаб же их везти.

— Как возможный вариант, годится, — согласился с ним генерал и быстро пошёл к крыльцу.

В доме Бульбу-Боровца ждали. Генерал в сопровождении адъютантов обошёл комнаты и, зайдя в гостиную, судя по всему обставленную с учётом будущих переговоров, остановился у стола. Потом, обведя строгим взглядом собравшихся, пригласил всех садиться и сел сам.

На какой-то момент в комнате воцарилось выжидательное молчание, и тогда генерал, заметив, что комендант хочет что-то сказать, кивнул ему:

— Слушаю…

Комендант встал и, глухо кашлянув, предложил:

— Я считаю охрану надо усилить.

— Рано, место встречи ещё не согласовано, — генерал отрицательно качнул головой и посмотрел на бунчужного. — Как обстановка?

Сотник подтянулся и доложил:

— Отряд московских парашютистов-десантников в составе примерно двухсот человек перебазировался ближе к нам в Большой лес. К ним присоединились несколько групп симпатиков, скрывавшихся до этого по округе. Полагаю, их главная задача — обеспечение предстоящих переговоров.

— Думаю, на данный момент так, — подтвердил его вывод генерал и уточнил: — Однако, по моему мнению, они постараются остаться здесь вне зависимости от наших переговоров. Поэтому, исходя из этого, предлагаю высказаться по существу.

— Но ещё не все члены нашей делегации прибыли на место, — осторожно возразил Довбня.

— А разве это мешает? — не согласился с ним генерал и добавил: — К тому же Щербатюк-Зубатый, Рыбачок-Кваша и бунчужный Кармелюк-Коломиец здесь. Так что обсуждение военных аспектов вполне правомерно. Что же касается политической стороны, то я в Варшаве получил исчерпывающую консультацию от самого президента Ливицкого[246]. Ещё два представителя Центра подъедут позже, и тогда делегация будет в полном составе.

Генерал замолчал и выжидательно оглядел собравшихся, как бы предлагая им начать обсуждение.

— Позвольте мне? — бунчужный поднял руку и, когда генерал кивнул, начал: — Отряд, обосновавшийся в Большом лесу, далеко не один. По всему выходит, большевики собираются проводить диверсии в немецком тылу. Остановить их мы не можем, поэтому нам остаётся только один путь, маневрировать между москалями и немцами.

— Правильно, — поддержал бунчужного Щербатюк-Зубатый и уточнил: — Такие диверсии наверняка озлобят немцев, и они начнут массовые репрессии против цивильного населения.

— Подождите, — вмешался в обсуждение атаман Довбня. — А вы уверены, что эти переговоры нам что-то дадут?

Поставленный в лоб вопрос заставил всех на минуту примолкнуть, и тогда генерал рассудительно произнёс:

— Так, наши переговоры с москалями не дадут никаких последствий в политическом плане. Мы не обманем их и не дадим обмануть себя. Обе стороны слишком хорошо знают, кто чего хочет. Но говорить с врагом, когда он этого добивается, надо хотя бы для того, чтобы выяснить его планы.

— Ну, если с такой целью, то конечно… — не скрывая некоторого сомнения, согласился Довбня, и тогда Бульба-Боровец подвёл итог:

— Наша главная задача выяснить, что нам предложат, и уже тогда действовать по обстоятельствам. С этим все согласны?

— Так, согласны, — дружно, хотя и несколько вразнобой, ответили головному атаману все собравшиеся…

* * *

Зяма Кац сидел скрючившись, забившись как можно дальше в камыши, густо разросшиеся по заболоченному берегу старицы. Его бил неизвестно откуда взявшийся нервный озноб, и он всеми силами пытался его унять. Скорее всего, сказалось напряжение последней ночи, когда он в сопровождении трёх партизан пробирался к городу.

Накануне Зяму вызвал командир отряда и приказал доставить оружие в гетто. На горькое замечание Зямы, что обитатели гетто расстреляны, командир только вздохнул и сообщил о «Школе робитнычей», где сейчас немцы разместили немногих оставшихся в живых евреев.

Партизаны довели Зяму до окраины города, а дальше он отправился один, выбрав неудобный, но вроде бы безопасный путь через пойменный луг к берегу старицы, протекавшей здесь под самым косогором, на верху которого и было построено здание «Школы робитнычей».