Желтый вождь. Одинокое ранчо

Вопреки действию агвардиенте, быстро развязывающему язык, пеон как-то ухитряется соблюдать осмотрительность, и Ураге приходится повторить вопрос, чтобы получить ответ на него. Последний следует медленно и неохотно, словно от человека, принадлежащего к вымирающей расе и знающего секрет ценного рудника, и которого теперь под пыткой заставляют выдать тайну.

– Сеньор коронель, – начинает индеец. – Сколько ваше превосходительство заплатит, чтобы узнать, где сейчас мой хозяин? Я слыхал, что за голову дона Валериана назначена большая награда.

– Это дело государственное. Я лично не имею к этому отношения. Но, как офицер на службе правительства, я обязан предпринять шаги к аресту твоего господина. Полагаю, я вправе обещать щедрую награду тому, кто предоставит сведения, которые помогут задержать беглого мятежника и предать его суду. У тебя есть такие сведения?

– Ну, ваше превосходительство, это как посмотреть. Я человек бедный, мне нужны деньги на жизнь. Дон Валериан мой хозяин, и если с ним что-то случится, я лишусь места. Как мне быть?

– О, ты можешь найти другую работу, получше. Такой силач как ты… Кстати, о силах. Ты еще, похоже, не восстановил их после путешествия, бывшего, похоже, долгим и трудным. Выпей еще стаканчик, он пойдет тебе на пользу.

Когда к индейцу обращаются с подобным предложением, то будь он браво или мансо, отказ следует редко. Мануэль не исключение. Он охотно соглашается, и опрокидывает еще порцию агвардиенте. Напиток еще не успевает опуститься в желудок, как пары его уже достигают мозга. Настороженность и покорность, свойственное этой расе поведение, теперь отброшены, и позабыв обо всем, кроме стремления отомстить и заполучить Кончиту, пеон без утайки выкладывает тайну бегства полковника Миранды: историю про переход по Огороженной Равнине и про обиталище в укромной долине.

Затем он сообщает Ураге про двоих гостей, навестивших столь уединенное место, и пусть описание сбивчиво, слушатель издает громкий крик и взмахивает рукой так яростно, что опрокидывает стол, сбросив бутылку и стаканы на пол.

Офицер не обращает внимания на урон, но рыком, от которого дрожит весь дом, призывает к себе адъютанта и капрала стражи.

– Кабо! – обращается он к последнему голосом зычным и властным. – Посади этого человека в караулку! И держи там, пока он мне не понадобится. Гляди в оба – если этот малый исчезнет, ты будешь расстрелян через десять минут после того, как мне доложат. Даю слово Хиля Ураги!

Капрал тут же уводит ошарашенного пеона, почти волоча за собой – очевидно, что служака не намерен рисковать своей шкурой, позволив пленнику удрать. От столь грубого обращения индеец быстро трезвеет, но от удивления лишается дара речи. Молча, и не оказывая ни малейшего сопротивления, он, ни жив ни мертв, позволяет увлечь себя к выходу.

– Сюда, Роблес! – восклицает начальник, как только дверь за капралом и пленником закрывается. – Выпей со мной! Сначала за месть. Оказывается, я еще не свершил ее, как считал прежде – нам все предстоит начать снова. Но на этот раз осечки не будет. А потом давай выпьем за успех в любви. У меня еще не все потеряно. Она была утрачена, но обретена вновь. Обретена!

Шаткой походкой полковник приближается к портрету на стене.

– Ах, моя нежная Адела! – восклицает он, глядя на изображение с хмельной ухмылкой. – Ты думала, что сбежала от меня, но нет. Никто не спрячется от Хиля Ураги: ни друг, ни враг. Тебе предстоит быть заключенной в эти объятия, если не как жене, то как… О, жемчужина моя!

Глава 41. Рай земной

О, если б кончить в пустыни свой путь
С одной – прекрасной сердцем и любимой, —
Замкнув навек от ненависти грудь,
Живя одной любовью неделимой.
О море, мой союзник нелюдимый,
Ужели это праздная мечта?
И нет подруги для души гонимой?
Нет, есть! И есть заветные места!
Но их найти – увы – задача не проста[72]

.