Желтый

Она выдернула из сиденья спутника жизни и воздвигла поверх баррикады сумок как венец своих жизненных достижений.

Алена кивнула молча, признавая свое поражение. А и в самом деле, ну что тут скажешь?

Люсенька вытаскивала свое движимое и недвижимое имущество просто невыносимо долго. Алена истерзала ногтями ладони, пока дождалась своей очереди выйти. Но вот наконец-то путь был свободен, и она сорвалась с места и выскочила вон, с наслаждением вдыхая напоенный морозом воздух.

Метель утихла, и сразу словно бы занавес раздвинулся над красотой земной и небесной. Нарисовался праздничный, рождественский узор созвездий – это на небесах, а на земле ярко загорелись фонари, освещающие небольшую уютную площадь перед деревенским магазинчиком. Алена окинула площадь взглядом – и вздохнула с облегчением, потому что прямо под фонарем увидела то, что так надеялась увидеть, надеялась, но все же боялась, что ошибается.

Некоторое время она постояла, умиленно наблюдая за своим бывшим попутчиком, который одной рукой прижимал к себе мальчишку лет двенадцати в грязной джинсовой куртке, а другой неуклюже держал черно-серый рюкзак, а потом медленно приблизилась к ним, краем глаза отметив, что коренастый человек, нервно куривший рядом с желтой «копейкой», насторожился и даже отбросил сигарету.

Алена успокаивающе улыбнулась ему и, осторожно потрогав за плечо попутчика, сказала негромко:

– Извините, Валентин Михайлович… Мне очень неловко вам мешать в такую минуту, но… если мой рюкзак вам больше не нужен, может, отдадите его мне?

Он обернулся и уставился на Алену влажными, измученными глазами. Мальчик высунулся из-под его руки. Лицо у него было усталым и зареванным, однако в глазах уже заплескалось любопытство:

– Пап, кто это?

– Извините, Валентин Михайлович, – повторила Алена. – Но меня подруга ждет. Поэтому…

– Вы меня знаете? – спросил этот человек.

– Читала в газете интервью с Валентином Михайловичем Федоровым, но вас никогда в жизни не встречала. Слышала по радио информацию о похищении вашего сына, но все концы с концами связала только сейчас, когда увидела вас вместе с мальчиком.

– Связали концы с концами? – повторил Федоров. – Но как вы вообще догадались?

– Неважно, – усмехнулась Алена. – Вам сейчас не до детективных штучек, верно? Ваш сын…

– Я в порядке! – гордо сказал тот.

Федоров крепче приобнял мальчика:

– Мы оба в порядке, верно, Ванька? Они не причинили ему никакого вреда, только напугали. Они не жестокие люди, просто… гнусные мелкие воришки. Из-за каких-то двухсот тысяч баксов так влипли, что теперь долго не очухаются.

– Значит, я правильно поняла – в рюкзаке были деньги? – оживилась Алена.

– А, ну ясно: это рюкзак меня выдал? – улыбнулся Федоров.

– В том числе, – кивнула Алена. – Нет, я сразу-то ничего не поняла, только удивилась немножко: уж очень рюкзак из общего вашего образа выбивался.

– Эти люди, которые похитили Ваню, приказали, чтобы я был одет как можно проще. Чтобы ничем не выделяться среди пассажиров сельской электрички, – пояснил Федоров. – Мол, едет мужик с рюкзаком да и едет. Я старательно подобрал «гардероб»: куртку и боты нарочно купил на Средном рынке – знаете, там всякое старье продают? Штаны занял у соседа: он в них в огороде летом возится. А рюкзак… Это Ванькин рюкзак. Мне с ним было как-то… легче.

Федоров посмотрел на Алену с извиняющимся выражением.

– Easy way! – сказала она. – Я понимаю.

– Но я чувствовал, что он бросается в глаза, поэтому и прятал его под сиденьем: то в электричке, то в автобусе. А что, кроме рюкзака, вызвало ваши подозрения? – с любопытством спросил Федоров.

– Еще меня ваши руки удивили, – усмехнулась Алена. – Ухоженные ногти, руки явно привыкли к перчаткам, а сами пальцы длинные, музыкальные – на полторы октавы! И я вспомнила, что читала в интервью с вами: вы учились в консерватории, сын ходит в музыкальную школу.

Отец и сын, не сговариваясь, вытянули руки и показали Алене сильные, узкие ладони с длинными, очень гибкими пальцами.

– Это у нас фамильное, – сказал Федоров с гордостью. – Мой дед был знаменитый пианист, преподавал в консерватории, кому только не аккомпанировал! Отец тоже играл на рояле – в оркестре нашего Нижегородского оперного театра. И пальцы у всех у нас – ну просто вылитые, один в один! Но я вас опять перебил.