Жемчужина

— Мир накрывает тьма, Ксената, — изрек он, не оборачиваясь. — Мир накрывает тьма, но мы продолжаем ловить вертунов и юрцов среди камней старых правил, постепенно срастаясь с тенями от этих камней. Когда на мир падет Звездный огонь, когда предки придут, чтобы взять достойнейших на небо, гореть среди них, как среди равных себе, кого они здесь встретят? Вертунов и юрцов? Пару одичавших валаборов, молящих дать им дожевать жвачку? Мир мельчает, Ксената, это причина и следствие, это признак приближающегося конца. Подойди.

Я подошел к нему. Дсеба был выше меня почти на голову. Крепкие мышцы рельефно выделялись на его шее. Пальцы, расслабленно лежащие на перилах, не выдавали ни малейшего душеного напряжения. Впрочем, я знал, насколько жрецы Синеокого способны к самоконтролю. Знал по себе, а ведь я не прошел полного обучения.

— Смотри на запад. Узри тлеющий огонь зари солнцепада. Ускользающий огонь. Такова наша надежда.

Он не убил меня. Он говорил со мной. Он хотел что-то мне открыть.

Что ж, похоже, я не ошибся, выбрав путь на запад по крышам.

Жрец повернулся ко мне. Его глаза блеснули красным в лучах заката. Густые тени лежала в глубоко прорезанных морщинах. Я не видел его два года. Он не изменился.

Снизу донесся какой-то шум.

Балкон выходил в глухой двор, так что, вероятно, шумели у входа в храм.

— Пойдем, — произнес Дсеба. — Парящий почти в зените. Он может увидеть тебя.

Мы вышли с балкона другим коридором, полого ведущим вниз. Никто не найдет меня в храме Синеокого, если Великий Предок сам не захочет того. Сейчас ключ от его желаний лежал в ладони моего бывшего учителя, да простится мне такое мерзкое богохульство.

Миновав череду комнат и коридоров, мы спустились в подвал. Отомкнув одну за другой несколько потайных дверей, Дсеба привел меня в небольшой треугольный зал, в каждом из углов которого горел голубой светильник. После коридорных фонариков свет показался мне ярким, нестерпимо-резким. В центре зала возвышалась колонна из гладкого металла.

— Наложи руки, Ксената, — голос Дсебы расторг тишину — особенную тишину, свойственную глубоким подземельям.

Я повиновался.

На ощупь металл предстал прохладным. От него слегка кололо пальцы, будто маленькими быстрыми иголочками.

— Заставь ее говорить.

Я непонимающе взглянул на него.

— Не можешь? — жрец как бы задал вопрос, но сам же ответил на него утвердительно. — Не можешь.

Он подошел ко мне и посмотрел в упор. В голубом сиянии светильников его глаза казались ярко-синими. Настоящий Синеокий.

— Было бы проще, если бы смог. Эта машина тоже управляет воротами на небо. Она жива, ты чувствуешь это?

— Да, — ответил я, и это было первое слово, произнесенное с момента прихода в храм.

— Не разучился говорить? — криво усмехнулся Дсеба. — Следовало бы вырвать тебе язык, а не просто изгнать. Что скажешь?

— Отдай меня наследником, они сделают больше, — я смотрел прямо ему в глаза.

— Дерзок, как прежде, — он дернул плечом, выражая неудовольствие. — Возможно, так и следовало бы поступить. Они считают тебя Рожденным Пустыней, знаешь об этом?

Не дожидаясь ответа, мой бывший учитель постучал костяшками пальцев по металлической колонне:

— Я надеялся, ты оживишь эту штуку. Ну, нет, так нет. Значит, путь будет длиннее…

Надеюсь, мой взгляд выражал всю глубину непонимания.

Дсеба снова хмыкнул и пояснил:

— Предсказание. Много лет назад было предсказание. Вернее, предупреждение. Одна из древних машин ожила сама собой и рассказала, что нас ждет. Жрецы из Великой башни трактуют сказанное так, что нас ждет смерть от Звездного огня, если мы не распахнем ворота Вестника и не выпустим на волю скрытую там силу. Ты, конечно, слышал о сестрах с острова Лальм? О тех, кто поклоняется Зеленой звезде? Жрецы из Великой башни утверждают, что они причастны к появлению Рожденного Пустыней, который привлечет Звездный огонь на наши головы. Жрецы говорят, женщины с берегов Лальм готовятся открыть ворота для вторжения. Они хотят принять целые армии воительниц, вооруженных древним оружием, чтобы захватить наши земли, очищенные Звездным огнем. Жрецы из Великой башни давно подозревают женщин, служительниц Весенницы, в стремлении отнять власть.

Дсеба замолчал, словно бы собираясь с мыслями. Он явно не хотел говорить мне всего, что знал, но что-то сказать считал необходимым для достижения своей цели: