Я смог противостоять ему. Мы смогли. Вместе мы даже завершили цикл, помогли существу разорваться. Это стоило потери связи с Ксенатой, но мы справились, хотя Жанна… До сих пор не могу понять, что произошло и где она сейчас… Катя говорила, что в ней спит часть или все сознание Жанки. Судя по тому, что иногда прорывается, в этом есть хотя бы часть истины…
Потеря Жанны далась мне тяжело. Но теперь пропала и Катя. Так я терял все.
Вагончик доставил меня в гостевой холл, плотно прилегающий к другим районам учебного центра. Жилое колесо лежало вокруг куполов, немного возвышаясь над крайними, но уступая в росте центральным. Это мегакольцо выглядело крошечным в сравнении с громадой Гелиополиса и предназначалось не для туристов, а для учащихся и персонала. Первоначально построенный как выездной учебный центр для прохождения практики, городок постепенно превращался в лунный филиал Полинезийского университета, функционирующий на постоянной основе. Недалеко то время, когда этот статус будет признан официально.
Университет…
И я решил дальше не скрываться.
Положительной стороной моей уверенности в древнемарсианской природе атак было то, что теперь я мог не опасаться слежки гипотетических земных врагов. За нами следили изнутри нас, а это значит, можно спокойно снимать личину и включать коммуникатор в сеть. Даже полезнее оказаться известным героем, вернувшим человечеству Ганимед, планетологом, доктором Полом Джефферсоном, о котором уже слагают легенды, человеком, летающем на ракетах Комитета Контроля как на личном такси, чем каким-то безвестным Джоном Смитом, непонятно зачем зарулившим под купола храма науки.
Традиционно свернув в уборную, я перепрограммировал коммуникатор на единственную программу, оставшуюся доступной мне — на себя самого. И снял маску.
Зеркало показало знакомое лицо. Чуть осунувшееся. С лихорадочно блестящими глазами. Лицо, от которого я уже начал отвыкать.
— Привет, Пол! — вырвалось у меня вслух, и я со страхом оглянулся, нет ли свидетелей. Однако в это время дня, похоже, гостевой санузел не пользовался популярностью. Я был один. Ну и прекрасно.
Смешно, но от такой ерунды, как стать самим собой, у меня на душе заметно полегчало.
Всего-то вернул внешность. Которую изначально никто и не планировал менять надолго. Как же человек зависит от мелочей…
Изрядно ободренный переменой, я гордо покинул уборную и направился к стойке регистрации. Называли ее так по старой привычке, ведь когда-то прибывавших в гостиницу людей действительно встречали за стойкой и записывали в тетрадь. Наверное, даже от руки. Пером и чернилами…
Сейчас это небольшой зал ожидания с удобными креслами и общественным стереопроектором, повествующим об устройстве городка и Полинезийского университета в целом. Каждый может запросить эту информацию через коммуникатор и просмотреть в индивидуальном режиме, но почему-то традиция коллективного вещания оказалась более живучей, чем регистрационные стойки.
Я присел, заказал кофе с бисквитом и, в открытом режиме, отметился как приезжий. Стандартное приветствие визуализировалось над столом. Мне предложили на выбор несколько пустующих номеров, я остановился на крайнем, если можно так сказать в отношении тороида… На том, рядом с которым потенциально возможное скопление людей было бы наименьшим. Разумеется, эту задачу решил за меня компьютер, мне-то откуда знать?
Кроме меня здесь никого не было, но неподалеку кипела жизнь, я мог наблюдать ее через отверстие горизонтального тоннеля, связывающего этот купол с соседним. Туда-сюда сновали люди и роботы. Я усмехнулся: наверное, странно выгляжу без багажа. Но доктор Джефферсон может выглядеть как угодно, в известности есть свои преимущества. Правда, пока они никак не проявлялись. Спокойно пью горячий кофе, пожевываю пирожное, никому глаза не мозолю и, признаться, очень этому обстоятельству рад…
— Доктор Джефферсон! Как мы рады вас видеть! — возопил внезапно материализовавшийся стереообраз: высокий худощавый блондин с нордическими чертами лица и удивительно энергичной мимикой.
Я чуть не поперхнулся.
Ну, сам накаркал.
Конечно, как только регистрационные данные… Эх. Надо было сначала допить, а потом уже…
— Позвольте представиться: доктор Мерлинг, Чарльз Мерлинг… А это — доктор Зума… И доктор Красовский… — блондин широко взмахнул рукой, словно приветствуя вновь прибывших.
Тут же из пустоты материализовалась запыхавшаяся доктор Зума, маленькая негритянка, по черноте кожи способная поспорить с нашим дорогим Робом Боббсоном, и застенчиво теребящий воротник халата доктор Красовский — молодой веснушчатый парень с наивными голубыми глазами, вероятно, из вчерашних аспирантов.
«Из разных углов сбегаются, что ли… Мышки ученые… — мелькнула у меня в голове озорная мысль, тут же сменившаяся грустным удивлением. — Был ведь недавно сам таким же лопоухим юнцом… Потрепало меня, и в глазах тоска, зеркало не врет… Я не старше его, всего ничего прошло с конца стажировки… Какой маленький шажок для времени, но какой большой напряг для Пола Джефферсона, сэр…»