Жемчужина Авиньона

— Шутку?! — вскричал рыцарь. — Клянусь вам, он виноват только в том, что не сумел найти слов, чтобы должным образом описать вашу неземную красоту.

От переполнявших его чувств юный рыцарь едва не выпрыгнул из ванны. Продолжая держать Катарину за руку, он ближе привлек ее к себе.

— Госпожа, вас сравнивают с рубином, сверкающим в лучах солнца, но вы гораздо прекраснее. Послушайте поэму, которую я сочинил по пути сюда, и позвольте мне быть вашим рыцарем.

Катарина мягко высвободила свою руку и, смущенно откашлявшись, отвернулась, чтобы взять турецкое полотенце.

— Мсье, — сказала она тихо, — я польщена тем, что вы изъявили желание стать моим рыцарем, но…

— У вас уже есть рыцарь, моя госпожа?

Она улыбнулась.

— Нет.

— Тогда я буду умолять вас, пока вы не сжалитесь надо мной, и ваше сердце смягчится.

— Я не могу запретить вам пытаться.

Он улыбнулся, как ребенок, этой маленькой победе, и вылез из воды.

— Вы долго были в Константинополе? — решила заговорить на более безопасную тему Катарина.

— Полтора года.

— А как долго вы пробыли в Святой Земле? Сражались ли вы за Эдессу? — раскладывая его штаны и тунику на кровати, она задала вопрос, давно уже готовый сорваться с ее языка. — Слышали ли вы о рыцаре по имени Хью Вунэ?

Польщенный тем, что может быть ей чем-то полезен, Жофрей поспешил удовлетворить ее любопытство.

— Конечно, я знаю о Вунэ. Он — живая легенда, величайший из тамплиеров.

— Так вы знаете его?

— Нет, я не встречался с ним, так как он живет в Иерусалиме, а я ни разу не уезжал из Константинополя.

Катарина постаралась скрыть свое разочарование и начала расспрашивать молодого рыцаря о его приключениях. Как жаль, что он не встречал Хью, не знает, жив он или нет, болен или здоров. Она вежливо слушала рассказы Жофрея, пытаясь узнать еще что-то новое о том мире, который Хью описывал ей в своих письмах.

День клонился к вечеру, и когда она покинула покои рыцаря, замок кипел приготовлениями к ужину. Катарина шла по коридору, вдыхая запах жареного мяса. Она была голодна. Однако следовало переодеться, чтобы сесть за стол во всей своей красе. Вернувшись в свою комнату, она надела синюю юбку с подходящими по цвету кожаными туфлями. Поверх юбки была надета расшитая серебром туника с вышитыми на ней голубой и зеленой нитью сценами охоты.

Разделив волосы на две части, Катарина половину заплела в толстую косу, уложив ее вокруг головы наподобие короны, и заколола серебряной заколкой, украшенной огромным изумрудом и необработанными сапфирами. Оставшиеся волосы она распустила по плечам, позволив им спадать каскадом до пояса. Примерив, было вуаль, она все же не стала надевать ее. Достав из маленького сундучка массивную золотую цепь, она надела ее на шею. Теперь она чувствовала, что готова выйти к ужину. Голод вновь напомнил о себе, и она спустилась вниз.

Маргарита де Трай позаботилась, чтобы ужин был обильным и мог удовлетворить любой вкус. На столе было в достатке меда и пива, изысканный аромат источали запеченная говядина, дикие утки, свежая рыба и дюжина перепелов, зажаренных на вертеле. Были поданы и драгоценные деликатесы, привезенные рыцарями из Константинополя и преподнесенные ими хозяевам в благодарность за гостеприимство. Финики и засахаренный миндаль были сервированы в половинках свежесорванных, истекающих соком груш. Дымились огромные горшки с рисом, сваренным с имбирем и темной, пряной гвоздикой. Только что испеченный хлеб был еще горячим.

Пирожные с корицей и вино были поданы на десерт, тогда же перед гостями выступил и приглашенный менестрель. Он начал с комических куплетов, сопровождаемых акробатическими трюками и фокусами, а затем убавил звук своей мандолины и запел о героях крестовых походов. Он пел о красотах Константинополя и о странной, чужой тишине Святой Земли. Он пел о сражениях и о воинах, умирающих вдали от своих возлюбленных.

Катарина молча смотрела в серебряный кубок, наблюдая, как темный мед отражает дрожащий свет факелов, в изобилии горевших на стенах Большого Холла. Молодой рыцарь, сидевший рядом с ней, зачарованно следил за каждым ее движением, как влюбленный пастушок, но Катарина не замечала его, слушая грустный тенор менестреля.

В пустыне, солнцем опаленной,

Я долг свой выполню священный.

Вручив себя деснице Божьей,

Я жду того, что суждено.

Одну мечту в душе лелею —

Увидеть ту, что всех милее.

Крест на броне моей алеет,

А сердце, что болит под нею —

Лишь для тебя стучит оно.

Жофрей наклонился к ней, пытаясь коснуться ее руки, готовый вновь разразиться любовным признанием, но Катарина не стала ждать его излияний. Она быстро встала, сказав негромко:

— Боюсь, я слишком много съела сегодня. Прошу извинить меня, добрый рыцарь, но я вынуждена покинуть вас.

Жофрей вскочил на ноги, лоб его озабоченно нахмурился.

— Мадемуазель Катарина, если вам нехорошо, прошу вас оказать мне честь и позволить проводить вас в ваши покои. Женщины — такие слабые создания. Боюсь, я виноват, что не проследил за тем, как вы едите.