Ветер очутился в полукольце витамской знати. Часть гостей, впрочем, осталась за широкими столами по краям залы, не проявляя особого интереса к стихотворцу. Он обвел глазами просторный покой, собираясь. Здешняя роскошь смотрела на него из всех углов. Высоко под самым сводом один за другим цепочкой чередовались огромные портреты в золоченых рамах. Острое зрение Ветра без труда позволяло различить их черты, местами благородные и не очень. Некоторые лица, изображенные на них, поражали мощью, силой, некоторые умом или хитростью, некоторые жестокостью, некоторые не поражали ничем.
«Скоро здесь будет и его портрет, — подумал Ветер с тоской, — и его потомок будет рассказывать всем о своем прославленном благородном предке».
Что же можно сказать о нем такого хорошего, чтобы непременно понравилось? Он решил отделаться обычным восхвалением, вроде тех, что писал когда–то Стэвир во славу сильных и знатных, и уже открыл рот, но не смог ничего выдавить. Исчезла куда–то легкость и свобода, с которой обычно лились его слова. Вместо этого перед глазами, как надоедливые мухи, мельтешили отвратительные картины, что пришлось повидать по дороге сюда. Из жизни нижних ярусов замка. А ведь он еще многого не видел! И Ветер со страхом ощутил, как отвращение, сверх всяких других чувств затуманило голову и полностью овладело разумом. «Ты не сможешь не пользоваться ее силой», внезапно вспомнились ему слова Дракона, и он заговорил:
И Ветер медленно повернулся, указывая назад, в сторону галереи с рядами безмолвных статуй.
Широким жестом он обвел портреты, со стен взиравшие на собравшихся.
Люди вокруг него сразу и не поняли, в чем дело, слишком силен был удар, так неожиданно все случилось, и Ветер, пользуясь этим, продолжал говорить о том, что дом этот, конечно же, хранит воспоминания о многих страшных и даже кровавых событиях. Но ничего ужаснее того, что каждый день совершается там, внизу, далеко от величественного свода, где смеются люди и гремит музыка, ему, Ветру, видеть не доводилось.
Отвращение душило его, и он старался сбросить это удушье с потоком слов, все равно теперь конец. Мысль о том, что некуда больше деваться от судьбы, как ни странно, успокоила стихотворца. Теперь он продолжал вольно, уже без кома в горле, и говорил бы еще долго, ведь он только начал, но люди вокруг Ветра постепенно оправлялись от его несусветной наглости. Старейшина, наконец, тоже обрел дар речи.
— Стража! — заскрежетал он, перекрывая голос Ветра. — В подземелье его! Завтра тебя вздернут, паршивая крыса! — кричал он, ощерив немногие оставшиеся зубы.
Кто–то из стражников огрел Ветра по затылку, и он затих, лишившись сознания. Толпа знати разомкнулась, когда стихотворца выволакивали из залы, а затем сомкнулась вновь, невольно провожая его взглядами.
Очнулся он в подземелье. Должно быть, долго провалялся. Морщась, ощупал шишку на голове: ничего страшного, просто кожа рассечена да удар изрядный — видно, рукоятью приложили. Рана саднила несильно, но внутри, под черепом, вовсю изнывала тупая боль, поэтому он не сразу смог вспомнить что–то важное, тяжело было собраться с мыслями.
Да, его же завтра вздернут. Вот он каков, Драконий подарочек!
Он криво усмехнулся непослушными губами. Все равно бы вздернули рано или поздно. А теперь… по крайней мере, не как уличного вора, а возмутителя спокойствия, оскорбившего самого Старейшину! Есть, чем гордиться. Ветер вспомнил Ильмару. Куда же его, в самом деле, все время несет? Как она сказала? Кто может вольный ветер привязать… Да кто пожелает, тот и привязывает. И все–таки… он знал и славу, и людское жадное внимание, пусть недолго, но все равно Дракону сердечная благодарность. За все в этом мире приходится платить. Он привалился к холодной каменной стене и затих, обняв колени. Через некоторое время он уловил шаги, а затем лязг запоров. «Ну вот, пришли уже», — подумал без особого страха.
Показавшийся в проеме стражник, однако, сам чего–то побаивался, и уж во всяком случае, не за тем пришел, чтобы Ветра на казнь тащить. К тому же, совсем один, да еще палец к губам приложил. Ветер слабо кивнул в ответ.
— Завтра тебя не повесят, — тихо пробормотал незнакомец, наклонившись к Ветру. — Старейшину отговорили. Тебя накажут кнутами. Перед закатом, а потом выкинут вон из города, в лес, дварам на поживу. Старейшине так больше понравилось. Только вот что: как выкинут тебя в лесу, никуда не уходи, а то найти потом не смогут.
— Кто не сможет? Двары?