— Там увидишь. — Он боязливо выглянул из каменной каморки. — Шаги, вроде… Видать, почудилось. Так слышишь: не уходи никуда. И смотри, не проговорись!
— Хорошо, — Ветер кивнул.
Надежда снова вернулась к нему. Кнуты — чепуха, куда хуже взвиться в последний путь на веревке.
Но не такой уж чепухой оказались эти кнуты. Дважды он терял сознание, и дважды его отливали водой. На площадке внутреннего двора Большого Дома собралось множество зрителей, кажется, из вчерашних гостей Старейшины. В третий раз Ветер уже не очнулся, и его, погрузив на лошадь, словно мешок, при свете вечернего Канна вывезли за городские ворота Кетэрсэ, а потом и дальше, в лес.
Очнулся он в неизвестном месте. Маленькая опрятная комнатка, мягкая постель. Задрав неловко рубаху, он обнаружил, что перевязан со знанием дела. За ним хорошо смотрели, кормили, каждый день приходил молодой веселый лекарь и заново перевязывал раны. Как–то раз он поинтересовался, откуда у Ветра такой шрам на виске, и тот помянул разбойников, после чего и без того любезный посетитель проникся к нему еще большим уважением. И только выходить наружу стихотворцу не разрешали. Опасно.
А через несколько дней к Ветру прибыл странный гость. Одежда и манеры выдавали в нем человека знатного, да не из обычных — из высоких, такой отпечаток ни с чем не спутаешь. К тому же Ветру смутно помнилось, что где–то он его уже встречал. Но где? Незнакомец держался весьма любезно, хотя, как и у всех людей подобного сорта, надменно–снисходительное выражение успело оставить характерные складки на обличье, а в голосе то и дело прорывались повелительные ноты. Зато в глазах светился недюжинный ум, и, главное, живость, ни в коей мере не свойственная большинству людей его положения. Ветру он понравился, и все же, пользуясь своим недугом, он едва поклонился незнакомцу.
— Приветствую тебя, стихотворец, — начал гость. — Ты поправляешься, я вижу.
— И тебя приветствую с добром, господин. Прости великодушно, имени твоего не знаю.
— Тебе и не надо знать его, — поспешно ответил незнакомец. — Так спокойнее. Безопаснее.
— Для меня? — спросил Ветер.
Он покачал головой.
— Нет, для меня.
— Должно быть, это тебе я жизнью обязан, — догадался Ветер. — За то великая благодарность, господин. Никогда этого не забуду.
Незнакомец досадливо отмахнулся.
— Не спеши благодарить, стихотворец. Ведь это я надоумил Старейшину развлечься, позвать тебя на праздник. — И, видя удивленный взгляд, пояснил: — Я слушал тебя накануне, почти целый вечер. В харчевне. Слухи о твоем необыкновенном искусстве сразу же разлетелись по городу, и мне стало любопытно.
— Но тебя там не было! — невольно перебил Ветер. — Я бы запомнил…
— Конечно, ты не мог меня видеть. Ведь человеку моего звания не пристало бродить по городским харчевням. Мне захотелось услышать тебя еще раз, такое событие редко случается в наших краях. Такого дара, как у тебя… — он запнулся. — И я, как Советник Старейшины, подал ему великолепную, как мне тогда показалось, мысль.
— Ты Советник Старейшины?
Он кивнул не сразу, явно досадуя на свою оплошность.
— Так вот, где я тебя видел! — вспомнил Ветер. — В том зале с портретами!
Незнакомец опять ответил утвердительно.
— Да, в том самом зале… Когда тебя утащили в подземелье, я понял одно, — продолжал он, — если не вырву тебя, стихотворец, из его лап — всю жизнь буду исходить виною. Так глупо загубить столь необыкновенный дар! Мне удалось успокоить разъяренного Старейшину. Ведь казнь такого любимца черни может вызвать разговоры в Кетэрсэ. А зачем это нам? Лучше наказать примерно, чтобы другим неповадно было, и выкинуть вон из города. Но так, чтобы преступник непременно сгинул. Ведь ночью в лесу от дваров не уйти, не правда ли? У нас тут верят, что запах свежей крови их привлекает, потому тебе не удалось бы пережить эту ночь, даже случайно.
— Не зря верят, — подтвердил Ветер. У него тут опыта поболе многих наберется. — Кровь они чуют. Только не по запаху. — Он поежился. — Жуткий способ умертвить человека! Хвала Нимоа, что меня нашли твои люди!
— Старейшине тоже понравилось. Но ты уже отомщен.
— Как это?
— С тех пор, как ты его обидел, он все время ходил мрачнее двара. Бродил, бродил, и разбил его, наконец, удар, хвала Нимоа. Лежит, умирает сейчас.
Ветер жестоко усмехнулся. Уж кого не жаль было, так это Старейшину. Что ж, результат стоит нескольких ударов кнута.
В отличие от своего врага он поправлялся быстро, и когда весь Кетэрсэ одел траур по своему достойному правителю, Ветер уже крепко встал на ноги. От нечего делать он попросил пергамент и чернила и записал «Жемчужину из логова Дракона» по–витамски. Только сюжет немного изменил: его Сид превратился из могучего героя в простого человека, случайно узнавшего о сокровище.