Между тем, хозяину надоело молчаливое действо, и он тоже подался к камину, по дороге стукнув чем–то за спиной у Ветра. Опустился в соседнее кресло, без звука поставил на столик невзрачный глиняный кувшин, узкогорлый, в кожаной оплетке. Жестом пригласил своего гостя угощаться.
— Ты любишь золотое витамское, стихотворец, — бросил он, небрежно поглаживая пальцами свиток, что так и не выпустил из рук.
Незнакомец утверждал. Казалось, он читал своего гостя как буквенную вязь на пергаменте, и ни одна мысль не смела от него укрыться. Или он вызнал о стихотворце все, что только можно, прежде чем встретиться лицом к лицу. Ветер решил, что больше отмалчиваться не стоит.
— Господин превосходно осведомлен о моих предпочтениях. Слишком много чести бродячему стихотворцу.
— Возможно.
Серый уткнулся в свой свиток, не забыв еще раз жестом пригласить гостя отведать напиток. Если в вине не было отравы или чего–нибудь похуже, то после вчерашнего он слишком явно перебарщивал с гостеприимством. Ветер усмехнулся. Неужели радушный хозяин надеется, что его приглашение благосклонно примут?
Серый поднял голову.
— Не слишком ли часто Вольный Ветер рисковал своей жизнью, чтобы отступить перед кувшином витамского? — уронил он, собственноручно наполняя оба кубка.
Уверенные, четкие движения, снова ничего лишнего. Золотая влага так и светилась, впитывая отблески недалекого пламени.
— «Слезы Нимоа». Никогда не слышал?
— Приходилось. — Ветер с любопытством воззрился на невзрачный, потемневший сосуд. — Даже пробовать. Однажды.
— О нет, — усмехнулся Серый, поднимая свой кубок. — Ныне секрет благословенного напитка безвозвратно утерян. Все — жалкие потуги. Последние капли настоящих «Слез» были закупорены еще до рождения нашего великого стихотворца. И кое–где их еще можно отыскать. Однако не исключено… — Кубок ушел в тень перед его обличьем, хозяин сделал медленный глоток. — Что это последние. И если бы мне вздумалось отравить своего гостя, я бы выбрал… — он вновь отведал напиток, — что–нибудь менее редкостное.
Он снова попал в цель.
Хотя не нужно быть великим провидцем, чтобы в этот раз проникнуть в мысли Ветра. Не стоит поддаваться на такие простые фокусы. И поторопить Серого: представление затянулось, уже давно пора перейти к делу.
— Я благодарен господину за лестный выбор, но не могу разделить с ним редчайшее удовольствие. Потому что, несмотря на незавидное положение, никто не вправе требовать от узника изменить своим привычкам. А я не привык пить витамское с людьми, лица которых нельзя разглядеть.
Он ожидал всего, чего угодно: вспышки, гнева, едких насмешек, на которые его собеседник наверняка большой мастер. Всего, но не этого.
Незнакомец небрежно поднял капюшон, откинул за спину.
— Значит, нет больше повода для отказа?
Казалось, Серый намного моложе Ветра. Складки лишь обозначились на лбу, седина едва тронула у висков темные, почти черные волосы. Правильные черты, ничем особенно не примечательные. И глаза, необычные, ярко–синие, лишенные возраста. Взгляд пронизывал. В нем не было неприятной цепкости или тяжести, буравящего беспокойства. Словно незнакомец без труда мог прикоснуться к сокровенному, спрятанному глубже некуда, точно каждая мысль была доступна и видна, как путник на безлюдной дороге. И мягкая вкрадчивость каждый миг готова была смениться настойчивостью, повелением.
Ветер не мог отвести взгляд не только потому, что не в его обычае упускать столь явный вызов. На какой–то миг он ощутил непонятную связь, даже родство, почти неуловимое. И в то же время незнакомец казался опаснее любого, кто до сих пор встречался на пути. И снова эта страсть, мелькнувшая в синей глубине и тотчас растворившаяся… Она напоминала о чем–то… несбывшемся, быть может…
Он тряхнул головой, отгоняя наваждение. У Серого едва заметно приподнялись уголки губ. Доволен.
— Кто ты? — напрямик спросил Ветер, отбросив ненужные церемонии.
— Хороший вопрос, — незнакомец ободрительно кивнул, пригубил из своего кубка. — Только что ты имеешь в виду, стихотворец?
Ветер замялся.
— Ты… здешний хозяин? И не только этого Святилища?
В ответ — легкий кивок.
— А в Вальвире ты тоже… вроде хозяина?
— Почему же «вроде»?
— Значит… — Ветер не знал, что бы еще сказать. — Ты ведь редко показываешь лицо?
— Это правда.
— Значит мало кому известно, кто на самом деле заправляет в Вальвире?
— Мало. Но лица я не являю даже собственным слугам. Почти никому. Удобно быть безликим, ты не находишь, стихотворец? — по–дружески обволакивал он Ветра. — Никто не может быть уверен, что меня нет рядом, и потому я вездесущ.
— Ты главный служитель здешнего Святилища? — спросил Ветер, уже чувствуя, что попал впросак.
— О нет. Ведь что такое Святилище? Пережиток древних традиций, не интересных больше ни местным светочам, ни черни. И в особенности тем, кто ими заправляет. Старик Гильх