Жемчужина окатная

— Попался, дурак!

Хлопнула ведьма в ладоши, и в тот же миг явилась из-под пола, из ямы ледяной — лягушка со свинью ростом.

— Давай сюда жемчужину окатную! — закричала на Проню ведьма. — А сам в лягушку полезай. Нашим будешь. Не то в дым печной превращу, в летучую мышь с пёсьей башкой.

Лягушка рот разинула — ворота и ворота. Делать нечего. Скинул Проня котомку с плеч, узел теребит.

Сам думает, как ему не пропасть.

— Кто ж ты на самом-то деле будешь? — спрашивает ведьму.

— Молчи, дурак! Поспешай.

— Затянулось! — Проня в зубы узелок взял, а сам не торопится.

А лягушка как скакнёт! Но в тот же миг кто-то в дверь постучал, и в баню вкатилось яичко крашеное…

Завыло тут в бане, захрюкало, заскреблось, зашмурыгало. И ни лягушки, ни ведьмы. Лежит на полке Васёна белым-бела, в беспамятстве, а в дверях — настоящая Луша.

— Пронюшка, как же я напугалась! Я тебя на нашем бережку ждала, на правом, а Васёна-ведьма — на левом.

Тут Васёна в себя пришла, охает.

— Не губите меня до смерти. Мне и так не сладко.

— Да как же не сладко? — спрашивает Проня. — Ты ж богатая!

— За богатство — душой заплачено. Колдовство мне досталось от батюшки. Батюшке — от дедушки. И рада бы, как люди, жить, да богатство не велит, помощники мои недобрые от себя не пускают. За версту буду обходить вашу избу. На детушек ваших не гляну, на скотинушку не дуну.

— Ладно, — сказал Проня. — Теперь я знаю, отчего богатство у недоброго. Нечестный в обнимку с нечистым живёт. Эка радость!

Плюнул под ноги, взял Лушу под руку — да и вон из баньки?

Утром солнышко Проню на дороге встретило, к царю шагал. Долго ли, коротко ли — притомился, сел на придорожную травку. Вдруг скачут, плетьми машут.

— Как ты смел на земле нашего володетеля рассиживаться?

Проня от плётки увернулся, на дорогу, как заяц, скакнул, а сам в манок свистит. Тут его и схватили.

— На земле нашего володетеля стоять, сидеть, упаси боже — лежать — окромя царя, никому не позволено! — говорят слуги. — Плати выкуп, не то конями затопчем.

Проня горсть жемчугу из котомки достал:

— Этого будет довольно?

У слуг глаза волчьи, схватили парня — на коня, вскачь! В палаты!

Володетель сидит за столом, стол яствами да питьём сладким заставлен из конца в конец, а ничего-то не пригублено, не откушано.

— Это ты на моей земле рассиживался? — спрашивает володетель.

— Вроде бы я, — отвечает Проня.

— Бери ложку, ешь.

Проня в затылке маленько почесал, да время всё равно уж к обеду. Сел, поел, медком запил, усы вежливо о скатерть утёр.

Володетель и говорит:

— Отвечай, такой-сякой, отчего сладкая моя жизнь — горькая? Ответишь — отпущу, не ответишь — собакам скормлю.

— Да ведь оттого небось, что наш брат крестьянин земле и солнцу угодник, а ты, володетель, своей прихоти.

— Может, и так, — сказал володетель. — Только дерзкие твои слова. Плати за глупость, да смотри, сполна плати. Эй, слуги!

Вытрясли слуги Проню — до последней жемчужинки, и окатную, пресветлую, тоже сыскали.

— Гоните его в шею! — приказал володетель. Погнали бы, да тут в окошке — птица. Бела, как свет бел. Опустилась володетелю на темечко да как поглядит — слуги от страха и обмерли.

Собрал Проня свой жемчуг, штаны подтянул, рубаху оправил и — за дверь, да через поле, да в лес. Только его и видели.

Сел Проня на пенёк, призадумался: у царя ли правду искать, когда он володетель над володетелями. Не дома ли она осталась, правда-матушка? Дед Микеша для царя жемчужину окатную пожалел, а для Прониной мечты сокола в придачу пожаловал.

И повернул парень обратно, на дорогу прямоезжую, а потом на стёжку, что вела к Лушиной избе да к его, Прониной, судьбе.

А его ждут не дождутся.

Поклонился Проня Лушиной матушке, поднёс Луше шапку жемчугу на сороку. Луша от радости, как маков цвет, а глазами — печалуется.

Проня и говорит ей:

— Пойдём, Луша, к дедушке Микеше. Все сумления про жизнь у меня кончились. Прав дедушка — нет выше крестьянского звания! Отнесём ему жемчужину окатную, пресветлую. Уж он найдёт ей место.

Тут Луша и заплакала:

— Ах, Проня! Ждал тебя дедушка Микеша, да не дождался.

Взялись они за руки, пошли к дедушке на могилу.

Достал Проня жемчужину, на ладонь положил, чтоб красе земной само небо порадовалось. В тот же миг пал с неба белый сокол. Схватил жемчужину и в такие выси взмыл, что и не усмотришь. Но в том самом месте, куда взлетела белая птица, зажглась звёздочка, окатная, как жемчужина. А на траве роса легла, тоже, как жемчуг, светлая, окатная.