Весь вечер и полночи Шекиба настороженно прислушивалась, не раздадутся ли в коридоре шаги Бараана-ага. Наблюдая за жизнью гарема, она знала, что мужчина иногда приходит к женщине в самое неожиданное время — днем, на рассвете или глубокой ночью. Шекиба чувствовала, что не готова остаться со своим мужем один на один за закрытой дверью. Лишь к утру она незаметно провалилась в сон.
— Послушай, ты должна поесть. Мне все равно, чем ты тут занимаешься, но я не имею ни малейшего желания, чтобы твоя голодная смерть была на моей совести. И вот тебе платье. Это все, чем я могу поделиться. Если захочешь новое, пусть он купит тебе.
Шекиба вздрогнула от резкого голоса и, проснувшись, приподняла голову. Протирая глаза, она наблюдала, как Гюльназ ставит на столик тарелку с хлебом, масло и чашку с чаем.
— Если уж нам приходится делить один дом, то работу мы тоже должны делить поровну. Ты же не собираешься весь день валяться тут без дела?
— Да, конечно, прости, я немного сбилась со временем, сегодня же возьмусь за…
Гюльназ не стала дожидаться объяснений и покинула комнату прежде, чем Шекиба успела закончить фразу.
Покончив с завтраком, Шекиба осторожно выскользнула в коридор и отправилась на поиски ванной. Стояло лето, погода была жаркая, и холодная вода пришлась как нельзя кстати, особенно для еще не заживших ран на спине Шекибы.
Умывшись, Шекиба отправилась на поиски Гюльназ, чтобы спросить, что надо делать, и включиться в работу по дому. Эта часть жизни была ей хорошо знакома. Как будто она снова вернулась в дом Марджан. Или даже к Шагул-биби. На кухне никого не было, но на столе Шекиба увидела горку картофеля, приготовленного для чистки. Шекиба вышла в гостиную и огляделась по сторонам. Бараан-ага жил в красивом доме. Пол был устлан мягкими коврами ручной работы. Возле окна стояла обитая тафтой оттоманка с изящной резной спинкой и в пару к ней кресло с точно такими же резными подлокотниками. Стены гостиной украшали панно с изречениями из Корана, которые были написаны каллиграфическим почерком на плотной бумаге и оправлены в тонкие золоченые рамки.
Шекиба вернулась на кухню. Здесь стены были увешаны полками, на которых громоздились тарелки и чашки. Посредине стоял длинный кухонный стол. В нижней его части была полка, набитая кастрюлями и сковородками. Отыскав нож, Шекиба уселась чистить картошку. Она мысленно порадовалась, что нашла себе дело, когда явившаяся со двора Гюльназ застала ее за работой. Сделав вид, что не заметила сидящую у нее на кухне вторую жену Бараана-ага, первая жена молча развернулась и ушла к себе в комнату.
«У
Да, в таком тихом и малолюдном доме трудно будет затеряться.
Гюльназ практически не разговаривала с Шекибой, если не считать нескольких коротких реплик в течение дня — указаний по хозяйству. Однажды Гюльназ показала на кучу грязной одежды в углу кухни и сказала, что это рубашки Асифа — таково было первое имя Бараана-ага, — которые к утру нужны будут ему чистыми и выглаженными.
Ела Шекиба отдельно от мужа и его первой жены. Когда Гюльназ и Бараан-ага садились обедать в гостиной, она старательно делала вид, что занята работой по дому. Правда, надо сказать, что они и не приглашали ее к столу. Обычно Шекиба клала еду на тарелку и уносила ее к себе в комнату или между делом перехватывала что-нибудь на кухне.
Асиф, как и его жена, не вступал в разговоры с Шекибой. Обычно он лишь здоровался с ней на ходу, стараясь при этом не смотреть ей в лицо. Шекиба и вовсе глядела в пол, отвечая так же коротко и отчужденно. С Гюльназ Асиф вел себя совсем иначе. Он рассказывал ей местные новости, они много болтали на разные темы, иногда дружно смеялись. Гюльназ слушала мужа, не боясь задавать ему вопросы. Шекиба думала: каковы были их отношения в самом начале, когда они только поженились? Был ли он так же холоден и отчужден с Гюльназ, как теперь с ней? И сможет ли Шекиба когда-нибудь так же свободно разговаривать с мужем?