Жемчужина, сломавшая свою раковину

— Хм, нет денег! — фыркнула бабушка. — А вот я слышала совсем другое. Люди говорят о его домах, машинах, лошадях, женах. Он богатый человек!

— Мама! Прежде всего, он могущественный человек, так что не стоит разносить глупые слухи.

— Я не разношу слухи. Желающих посплетничать и без меня хватает. Я лишь повторяю то, что и так всем известно, — отрезала бабушка, разозленная тем, что собственный сын делает ей замечания.

— Не беспокойся, в любом случае скоро я избавлюсь от лишних ртов, — добавил папа-джан.

— Интересно, каким это образом?

— Узнаете, когда придет время, а пока в мое отсутствие получше присматривай за Раисой.

Итак, Шахла и мама-джан не ошиблись: отец действительно собрался сбыть нас с рук.

Но отцу не пришлось обращаться за помощью к своему полевому командиру. Пару недель спустя Абдул Халик в сопровождении семерых мужчин сам явился к нам домой. Они подкатили на двух здоровенных черных джипах. Поднимая клубы пыли, машины промчались по улице и остановились возле наших ворот.

Открыл гостям мой кузен Муньер. Разинув рот, он смотрел, как Абдул Халик со своим эскортом проследовал к нашей половине дома. Двое замыкавших шествие мужчин придерживали автоматы, перекинутые через плечо. Сам Абдул Халик был одет в бежевую тунику и белые шаровары, поверх туники на нем была длиннополая серая безрукавка, на голове — белый тюрбан. Из нагрудного кармана безрукавки торчала антенна мобильного телефона. Абдул Халик был первым человеком в нашей деревне, который обзавелся мобильником. Большинство жителей не имели и обычных телефонов, не говоря уж о мобильных.

Обычно на стук в ворота отвечал один из находившихся в доме мужчин — отец, дяди либо кто-то из старила кузенов. Гостям не позволяли запросто вваливаться во двор, хотя бы потому, что там могли находиться женщины без паранджи. Но на этот раз порядок вещей был нарушен. Вероятно, Муньер растерялся, встретившись с полевым командиром, который не привык к отказам. Я хорошо запомнила Абдула Халика при той давней встрече на рынке, когда он угостил меня леблеби, и сейчас мгновенно узнала его. Юркнув за угол дома, я побежала на нашу половину предупредить отца, что пришел его друг.

— Папа-джан, там Абдул Халик.

Отец резко отдернул газету, которую читал, полулежа на подушках.

— Где?

— У нас во дворе. И с ним еще семеро. Двое с оружием.

Папа-джан вскочил на ноги.

— Скажи матери, чтобы собрала на стол. Да побыстрее, — бросил он и отправился встречать полевого командира.

Но мама-джан и так слышала разговор в гостиной. Когда я нашла ее, она с растерянным лицом стояла посреди коридора и тревожно поглядывала в сторону нашей общей с сестрами комнаты: в открытом дверном проеме видно было, как Шахла и Рохила возятся с малышкой Ситарой. Парвин сидела на кухне и чистила лук — всегдашняя прерогатива сестры, поскольку она была единственной из нас, кто не заливался слезами над каждой луковицей.

— Они наверняка захотят больше, чем просто выпить по чашке чая, — заметила она, не поднимая головы от миски с луком.

Мама-джан посмотрела на Парвин так, словно услышала из уст собственной дочери пророчество. Она закусила губу и принялась ставить чашки на поднос.

— Отнеси пока им это, Рахим, — сказала мама-джан осипшим голосом.

Я взяла поднос, изо всех сил стараясь унять дрожь в руках. Едва переступив порог гостиной, я почувствовала, как взгляды всех мужчин, находившихся в комнате, обратились ко мне. Разговор смолк. Абдул Халик сидел, опершись одним локтем на подушку, его пальцы лениво перебирали бусины четок. Полевому командиру было лет сорок с небольшим, сидевшие справа и слева от него мужчины выглядели много старше. Судя по седине в волосах и бороде, им было далеко за шестьдесят. Двое вооруженных охранников расположились ближе к двери. Папа-джан сидел напротив Абдула Халика. Стараясь не смотреть ни на кого из присутствующих, я поставила чашку с чаем перед каждым из гостей и тихо улизнула из комнаты. Мама-джан по-прежнему стояла в коридоре, прислушиваясь к голосам в гостиной. Я остановилась рядом с ней.

— Ариф-джан, я пришел, чтобы обсудить чрезвычайно важное дело. Поэтому со мной пришли старейшины нашего рода и еще несколько членов семьи, с некоторыми ты знаком. Не сомневаюсь, ты узнал моего дядю и его сыновей. Многие годы ты воевал бок о бок со мной, и я счел необходимым оказать тебе уважение.

— Твой визит, сахиб, — величайшая честь для меня. Я был счастлив сражаться под твоим руководством. Благодаря тебе наши люди свободны. — Никогда прежде мне не доводилось слышать, чтобы папа-джан вел разговор в подобной манере. Куда девались его обычные резкость и грубость? — Дорогие гости, вас я тоже благодарю за то, что, проделав столь неблизкий путь, вы посетили мой скромный дом.

Гости церемонно кивнули — знак, что любезное приветствие хозяина принято. Дальше слово взял дядя Абдула Халика. Он кашлянул и заговорил надтреснутым голосом, слегка шепелявя и заикаясь: