Жемчужина, сломавшая свою раковину

— Аллах Милосердный, девочка, иди за мной, я покажу, где лечь. Утром, когда они соберутся в дорогу, я разбужу тебя.

Хозяйка привела ее в темную комнату и показала на лежанку в углу. В полумраке Шекиба видела очертания двух маленьких фигурок и слышала тихое дыхание. Это были дочери Хафизуллы. Но Шекибе не суждено было познакомиться с девочками. Чуть свет хозяйка пришла разбудить ее. Она осторожно положила руку на плечо Шекибе, та вздрогнула и, мгновенно проснувшись, села.

— Вставай. Они собираются в дорогу.

Шекиба окончательно пришла в себя. Она слышала долетавшие со двора мужские голоса, ржание лошадей, стук копыт, бряцанье оружия. Встав и убедившись, что Коран надежно спрятан у нее под одеждой, она вышла во двор, чтобы забраться в обоз и отправиться в свой новый дом.

Глава 21 РАХИМА

В доме едва хватило места, чтобы разместить многочисленных членов семейства наших женихов. На этот раз вместе с мужчинами прибыли и женщины, в том числе мать Абдула Халика — высокая грузная женщина с седыми волосами, недоверчиво прищуренными глазами и высокомерным выражением лица. Вместо клюки моя будущая свекровь предпочитала использовать в качестве опоры при ходьбе одну из своих старших внучек — та повсюду сопровождала старуху, поддерживая ее под локоть.

Кроме того, Абдул Халик, как и обещал, привез своего друга-муллу, хаджи-сахиба.

Тетя Шаима презрительно фыркнула, услышав, как к нему обращаются:

— Хаджи-сахиб? Если он хаджи,[32] то я пари.[33] Небось присвоил себе титул, после того как посетил соседнюю деревню.

Однако кому же еще придет в голову сомневаться в достоинствах и титулах дорогого друга самого Абдула Халика? Слышно было, как эти двое что-то оживленно обсуждают во дворе.

Мы все собрались в нашей комнате. Шахла сидела рядом с мамой-джан, которая тихо и безутешно плакала, раскачиваясь взад-вперед. Все ее тело содрогалось от рыданий. Шахла была для нее больше, чем просто дочерью, — она была ее лучшим другом. Сколько я себя помнила, старшая сестра и мама-джан всегда все делали вместе — готовили, убирали, стирали, ухаживали за младшими.

Парвин была любимицей мамы-джан, ее дорогой девочкой. В глубине души мама-джан надеялась, что слова тети Шаимы о том, что никто не захочет взять Парвин в жены, окажутся правдой. И ее девочка всегда будет рядом — петь песенки и рисовать свои удивительные картины.

Что касается меня, я всегда была надежной помощницей мамы-джан, ее взбалмошной, непослушной бача-пош. Сейчас, я знала, мама-джан вновь и вновь возвращалась к мысли: верно ли она поступила, переодев меня мальчиком? Будь я чуть старше и чуть умнее, я сказала бы маме, что она приняла верное решение. Я призналась бы, что это было лучшее время в моей жизни и что мне хотелось бы остаться бача-пош навсегда.

Итак, семья Абдула Халика пришла, чтобы забрать трех сестер — трех жен для своих сыновей.

Мулла начал читать дуа.[34] Даже мама-джан склонила голову, прислушиваясь к словам. Я была уверена, что собравшиеся здесь люди молятся о разных вещах, каждый о своем. Интересно, как Аллах сортирует их просьбы?

«Би-сми-Лляхи-р-рахмани-р-рахим…»[35]

Собравшиеся эхом откликнулись на слова муллы. Затем он начал читать: «О, пальцы порождающий!..»

Когда мулла закончил строфу, раздался голос тети Шаимы: «Йа мусаббиба ль-асбаби йа муфаттиха ль-абваби йа ман хайсу ма ду Аийа аджаба…»

«О, все причины порождающий! О, все врата открывающий! О, Тот, к Кому взывают, на призыв отвечающий!»[36]

В комнате наступила мертвая тишина. Затем раздался голос отца:

— Шаима-ханум, что-то случилось? Зачем ты перебиваешь хаджи-сахиба?

— Конечно случилось, — откликнулась тетя Шаима. — Мулла неверно произносит слова: «причины порождающий», а не «пальцы». Уверена, мулла должен понимать, какую непростительную ошибку он допускает. Верно, хаджи-сахиб?

Мулла кашлянул и попытался продолжить молитву с того места, где его перебили. Но запнулся и начал читать сначала и с теми же ошибками.

— Йа мусаббиба ль-асаби…

— Асбаби, — вновь раздался голос тети Шаимы. Таким тоном утомленный учитель поправляет тупого ученика.

Я боялась, что папа-джан осуществит свою угрозу: отрезать тете язык и вышвырнуть ее на улицу. Мне действительно сделалась страшно за нее.

— Шаима-джан, пожалуйста, имей хоть каплю уважения к нашему гостю. — На этот раз к тете обратилась моя бабушка.

— Я с огромнейшим уважением отношусь к нашему гостю, — невозмутимым тоном откликнулась тетя Шаима, — но я также с почтением отношусь к Корану, как, уверена, и все здесь собравшиеся. И полагаю, для нас всех было бы величайшим бесчестием коверкать священный текст.

Мулла снова кашлянул и в третий раз начал читать молитву. Ему наконец удалось произнести текст без ошибок.

— Так-то лучше, — похвалила муллу тетя Шаима.