Оглядываясь на этот августовский день, когда волнения вспыхнули почти по всей стране, и вспоминая, как с поступлением что ни час новых сведений о беспорядках, бунтах, поджогах и вредительстве росло сознание, что вот оно началось то, чего мы опасались и что пытались предотвратить, я не могу не поражаться тому, что в некоторых кругах все еще господствовало мнение, будто все это — непосредственное проявление народного гнева, вызванного арестами предводителей. Доказательство противного, если таковое требуется, я вижу в словах, с которыми Махатма в момент ареста обратился к сбоим последователям: «Умри, а сделай!» Казалось бы, яснее ясного. Узнал я об этих словах только 11-го, когда толпы, совершавшие налеты на полицейские участки и телеграфные отделения и разбиравшие рельсы на железных дорогах, выкрикивали их как лозунг.
Очагами волнений опять оказались Танпур и Дибрапур, где полиции пришлось особенно трудно. Всю вторую половину дня 11-го майапурская полиция под командой конных офицеров только и делала, что разгоняла толпы. Несколько констеблей получили ранения. Десятка два бунтовщиков были схвачены и препровождены в тюрьму. В одной деревне к югу от Майапура было совершено нападение на индийца — чиновника гражданской службы, его продержали взаперти в помещении полицейского поста до следующего дня, когда ту местность прочесывали уже наши, военные патрули. В деревне был поднят флаг Конгресса, так же как и над зданием суда в Дибрапуре, городе, который на несколько дней был отрезан. Дибрапурскую почту, подвергшуюся налету 9 августа (в тот день, когда пострадала учительница миссионерской школы), на этот раз сожгли дотла. До 17 августа, когда войска восстановили порядок, Дибрапур, отстоящий от Майапура на 70 миль, находился в руках повстанцев. Мало того, один из их главарей объявил себя комиссаром и уверял, что центр округа перенесен из Майапура в Дибрапур! Чиновник, который законно осуществлял управление тем районом (тоже индиец), был сначала схвачен, а затем выпущен и водворен в здании суда как «окружной судья». Позже он заявил, что сотрудничать с самозваным комиссаром его заставили силой и что он сумел спрятать почти все деньги из местной казны, чтобы они не попали в руки бунтовщиков. Возвращение этих денег и безупречный послужной список, вероятно, и спасли его от расплаты за то, что можно было расценить как дезертирство. К сожалению, в других местах бывали случаи, когда чиновники из индийцев, даже высокопоставленные, не решались ослушаться главарей и значительные суммы правительственных денег оказались похищены. Кое-где самозваные чиновники «штрафовали» городских и деревенских жителей и клали эти деньги себе в карман, вместе с податями, которые взимали «именем свободной Индии». Из гражданских служащих — англичан ни один, сколько мне известно, не пошел на такие махинации, и никто из европейцев, благодарение богу, не погиб. Единственное исключение, какое я могу припомнить, — это зверское убийство (не в нашем округе) двух летчиков разъяренной толпой, вообразившей, что они — из экипажа того самолета, который участвовал в карательной операции против какой-то взбунтовавшейся деревни по соседству. Толпа накинулась на них и буквально растерзала.
Но вернемся к 11 августа и к событиям в самом Майапуре. В течение этого дня начальник полиции проявил себя способным командиром. На обеспечение всех угрожаемых участков у Меррика просто не хватало людей, но особенную опасность представляли три пункта: на подходе к Бибигхарскому мосту с юга, на площади перед храмом Тирупати неподалеку от Мандиргейтского моста и на улице, ведущей к тюрьме (я имею в виду ту тюрьму, что на туземном берегу реки, а не камеры при полицейском управлении в кантонменте, где содержались шестеро задержанных по подозрению в изнасиловании). Предполагалось, что главными объектами нападения будут, во-первых, тюрьма и, во-вторых, кантонмент.