Жемчужина в короне

Даже ты, тетечка, последнее время избегаешь окинуть меня взглядом с головы до ног.

* * *

Конечно, я не была девственницей. Анна Клаус позже сказала мне, что ее об этом спрашивали, и она ответила. Она хотела, чтобы я знала, что этот вопрос возникал. Никаких подробностей она не выспрашивала. И я ничего не добавила. Но тебе я поведаю, тетечка, ведь я хочу рассказать все как было. Моим первым любовником был товарищ Дэвида, моего брата. А вторым — один человек, которого я встретила в Лондоне, когда работала шофером на «скорой». Два любовника, но ненастоящих. Между нами все было, но любви не было, хотя одно время мне казалось, что в первого я влюблена.

Любила я только Гари. Больше всего на свете мне хочется говорить с тобой о нем, пусть хотя бы так: «Да, вот и Гари говорил что-то в этом духе» или «Там я один раз была с Гари». Лишь бы произнести его имя, вернуть его в повседневный мир моей жизни. Но не могу. Я знаю, что у тебя сейчас же сделалось бы непроницаемое лицо, а этого я бы не выдержала, чтобы ты вот так его выключила. Достаточно его отовсюду выключали. Если я плачу — а это бывает, — так потому, что знаю: я и сама его выключила. Интересно, знаешь ты, где он сейчас? Мне все кажется, что знаешь, и знают столько людей, которых я считаю моими друзьями, а от меня скрывают. Но я тебя не виню. Ты молчишь, потому что думаешь, что так для меня лучше, а я молчала, потому что думала, что так лучше для Гари. Право же, ведь и раньше бывали романы между людьми его и моего цвета кожи, и даже браки, и дети, и счастье, а не только трагедии. Но наш роман с самого начала был обречен. Я перестала надеяться, что когда-нибудь еще его увижу.

Вот почему ребенок, которого я ношу, особенно мне дорог. Хоть я и не могу сказать с абсолютной уверенностью, что ребенок его. Но думаю, что так. Верю, что так. А если и не так, все равно это ребенок. Кожа у него, может быть, будет темная, как у Гари, а может быть, почти такая же светлая, как у меня, а может, что-то среднее между тем и другим. Но каким бы он, или она, ни оказался, это будет моя кровь и плоть, моя собственная посильная жертва будущему!

* * *

Уже два дня ничего не записывала. Пишу я обычно по ночам, закутавшись в твою дубленку, сидя у камина, где дотлевают дрова. Поразительные контрасты в этой стране. В Майапуре вечер сегодня, наверно, жаркий. Люди сидят под вентиляторами, все окна настежь. А здесь, если подойти к решетчатому окошку и раздвинуть ситцевые занавески, на горах виден снег. Но через какой-нибудь месяц всю долину заполнят отпускники. Они будут купаться в озерах, на реках будет тесно от их «шикар». Мы тогда переедем в Сринагар, правда, тетечка? И будем жить на яхте, и всю ее заполним цветами, и нам будут предсказывать будущее, да?

* * *

Ноготки! Как Бхалу обижался, когда я в нарушение его исключительных прав рвала их рано утром, чтобы за завтраком поставить в вазочке около прибора Лили! Бхалу не мог мне простить, что я как-то наступила на клумбу и нарезала букет ноготков в тот день, когда Гари первый раз пришел в дом Макгрегора. Оттого что я никогда не говорю с тобой про Гари, я не знаю, много ли тетя Лили тебе рассказывала. Но вскоре после того, как мы с ней приехали в Майапур, кто-то, а вернее, не кто-то, а Анна Клаус спросила ее, не знает ли она мистера Кумара, или Кумера, как его иногда писали, и не может ли она узнать у судьи Менена, за что этого мистера Кумара схватила полиция и какой-то младший инспектор ударил его при свидетелях, а потом его увезли «на допрос»? Лили особенно об этом не распространялась, и я поняла только, что она принимает участие в каком-то молодом индийце, который попал в беду, потому что надерзил кому-то или что-то в этом роде. Это все было от ее сдержанности, которая нам с тобой так знакома. Как в Лахоре, когда мы ехали в Майапур и она сидела в купе, делая вид, что все в порядке, а в это время те две англичанки только что не обвиняли ее во всеуслышание, что она украла их несчастный саквояж. Ты ведь знаешь, тетечка, из Лили слова не вытянешь о том, что приходится терпеть индийцам, но это не значит, что она относится к таким вещам равнодушно или что, если можно помочь кому-то, кто попал в беду, как Гари, она будет сидеть сложа руки, точно это ее не касается.