Жемчужина востока

— Что клятвы и обещания! — воскликнул Бенони, обнимая своего спасителя и желая доказать ему свою благодарность. — Та жизнь, которую ты спас, принадлежит тебе по праву. Если только будет это в моей власти, ты, Халев, получишь ее и все, что еще уцелело от ее наследия!

— Время ли теперь говорить о таких вещах! — воскликнула негодующим голосом девушка. — Смотрите, наших слуг и друзей гонят в море и топят, а кто не идет, тех убивают! — И она горько расплакалась.

— Не плачь, Мириам, мы, со своей стороны, сделали все, что могли! — проговорил Халев. — Я не могу еще раз выслать лодок, матросы не послушают меня, это судно не мое. Нехушта, уведи свою госпожу в приготовленную для нее каюту. Зачем ей смотреть на все это? Но что ты теперь думаешь делать, Бенони? — обратился он к старику.

— Я хочу обратиться к двоюродному брату моему, Матфею, иерусалимскому первосвященнику, который обещал мне приют и поддержку, насколько то и другое возможно в эти трудные времена!

— Нет, лучше нам искать спасения в Александрии! — сказала Нехушта.

— Где также избивают евреев сотнями и тысячами, так что улицы этого города утопают в крови! — произнес Халев с насмешкой. — К тому же я не могу отвезти вас в Египет, так как должен отвести это судно его владельцу, доверившему его мне и ожидающему меня в Иоппе, откуда я должен буду отправиться в Иерусалим, куда меня вызывают!

— Я пойду только в Иерусалим и никуда больше, — заявил Бенони, — Мириам же свободна отправиться, куда ей угодно!

Все судно переполнено было стонами и воплями спасенных, потерявших в этот день свои дома, богатства, близких, родных и дорогих друзей, убитых или утонувших на их глазах. Всю ночь никто не знал покоя.

На рассвете галера бросила якорь, и Мириам, в сопровождении Нехушты, вышла из своей каюты на палубу.

— Видишь там эту длинную гряду рифов, госпожа? Там, на этих самых скалах, разбилось наше судно, и ты впервые увидела свет Божий! Там я схоронила и ее, твою мать, незабвенную госпожу мою!

— Как странно, Ноу, что мне суждено было вернуться к этому месту! Кажется, Халев зовет нас?

— Да, мы будем съезжать на берег на лодках. Здесь мелко, и судно не может подойти ближе! к ним.

Когда все собрались на берегу. Халев, передав галеру другому еврею, которому поручено было идти с нею наперерез римским судам с грузом хлеба, сам также съехал на берег, и все беглецы из Тира, числом около 60 человек, направились к Иерусалиму.

В некотором расстоянии от того места, где они высадились, путники пришли в бедную деревушку, ту самую, где некогда Нехушта поселилась с маленькой Мириам, и где жила кормилица ребенка. Здесь они решили запастись пищей. Пока Халев и другие хлопотали, к Нехуште подошла старуха и, положив ей руку на плечо, сперва внимательно поглядела в ее лицо, затем спросила:

— Скажи мне, добрая женщина, та красавица, что сидит там, не то ли самое дитя, которое я выкормила своею грудью?

Когда Нехушта признала бывшую кормилицу и ответила утвердительно на ее вопрос, старая женщина обвила шею девушки своими руками и, поцеловав, сказала, что теперь умрет спокойно, так как повидала ее. Ничего более отрадного у нее в жизни не остается, так как муж ее умер, а она стара и одна на свете. Она благословила девушку, а когда путешественники стали собираться в путь, подарила ей мула, дав с собой всяких припасов. Они расстались, чтобы уже больше не встречаться.

Путешествие совершилось благополучно. Благодаря конвою Халева, сопровождавшего беглецов с 20 человеками своих воинов, они были в безопасности от нападения разбойников, грабивших по большим дорогам. Хотя носился слух, что Тит со своим войском прибыл из Египта и в настоящее время подступил к Цезарее, наши путешественники не видели еще ни одного римского отряда. Они страдали только от холода, особенно же в течение второй ночи пути, когда расположились на ночлег на высотах, господствующих над Иерусалимом. Холод был так силен, что приходилось всю ночь оставаться на ногах и согреваться движением.

В это время на небе над Иерусалимом и над Сионом были видения, предвещавшие гибель Иерусалим: комета, в виде огненного меча, и облако, в виде сражающихся воинов.

А с рассветом все стало так ясно, так спокойно, священный город казался мирно уснувшим, хотя он давно уже превратился в место взаимного избиения и страшной братоубийственной войны. Спустившись в долину Иерусалима, наши путешественники заметили, что вся окрестность опустошена и разорена. Подойдя к Ионнским воротам, они нашли их запертыми, и дикого вида солдаты, со свирепыми лицами, окликнули пришельцев:

— Кто вы такие, и чего вам тут надо?

Халев назвал свой чин и положение, но так как это, по-видимому, не удовлетворило суровых стражей, то Бенони выступил вперед, назвал себя и сказал, что все они беглецы из Тира, где было страшное избиение евреев.

— Беглецы! Стало быть, они изменники и заслуживают смерти. Всего лучше прикончить их! — сказали солдаты.

Халев воспылал гневом и спросил, по какому праву они осмеливались преграждать путь ему, человеку, оказавшему столь крупные услуги своему отечеству.