Жемчужина востока

— Нет, нет, — икая произнес Домициан. — Я знаю, какой ты великий знаток женской красоты, твое суждение мне нужно сегодня. Ты знаешь, возлюбленный мой Сарториус, что я не эгоист, к тому же, говоря правду, — ты, конечно, не обидишься этим, — кто может ревновать к такой старой обезьяне, как ты? Уж, конечно, не я, которого все признают за первого красавца в Риме, несравненно более красивого, чем Тит, хотя он и называется цезарем… Ну, где тут завязки? Сарториус, отыщи мне завязки ее покрывала. И зачем вы укутали бедную девушку, точно египетского покойника, так что ее господин не может видеть ее?!

В это время один из рабов развязал покрывало, и девушка предстала с открытым лицом. Эта девушка была очень привлекательна и красива и лицом, и фигурой, но крайне утомлена и испугана.

— Как странно! — пробормотал Домициан. — Она как будто совершенно изменилась! Мне казалось, что у той были синие глаза, а волосы черные, вьющиеся, а теперь у нее темные глаза и гладкие волосы. А где же ожерелье? Где ожерелье?..

Что ты сделала со своим ожерельем, «Жемчужина Востока»? Да и почему ты не надела сегодня того пояса, что я прислал тебе в подарок?

— Я, господин, никогда не имела ожерелья и не получала никакого пояса! — робко произнесла невольница.

— Господин мой, благороднейший Домициан, тут есть маленькое недоразумение, которое я должен разъяснить! — вмешался Сарториус с легким нервным смехом. — Девушка эта — не «Жемчужина Востока»: та пошла за такую баснословную цену, что я не мог купить ее даже для тебя…

И он смолк, точно замер. Лицо Домициана сделалось ужасным, весь хмель разом вылетел у него из головы. Выражение зверской жестокости исказило черты; это был наполовину дьявол, наполовину сатир.

— А-а, вот как! Недоразумение! И ты смеешь сказать мне это, сказать, что кто-то другой выхватил у меня, Домициана, из-под носа девушку, которую я приберегал для себя!.. — скрежеща зубами, с адским шипением, выкрикивал взбешенный тиран. — Ты осмелился привести мне эту шлюху вместо «Жемчужины Востока»! Эй, рабы! — крикнул он, ударив в ладоши.

Немедленно сбежались десятки рабов.

— Возьмите эту женщину и убейте ее сейчас же! — приказал он. — Впрочем, нет, это может вызвать неприятность: ведь она была одной из пленниц Тита. Не убивайте ее, а выгоните на улицу!

Девушку схватили и потащили вон из залы.

— Схватите его, — тиран указал на бедного домоправителя, — бейте, пока не выбьете дух… О, я знаю, что ты римский гражданин, не раб, свободный. Но что из того, если ты через час станешь гражданином Гадеса! note 4

И это приказание рабы не замедлили исполнить, среди полной тишины не слышно было теперь ничего, кроме тяжелых ударов длинных тростей и глухих, подавленных стонов несчастной жертвы.

— Негодяи! — завопил Домициан. — Да вы шутите, что-ли? Погодите, я вам покажу, как надо ударять, чтобы он почувствовал! — И, выхватив трость у одного из рабов, он кинулся к своему распростертому на полу домоправителю.

Сарториус понял, что взбешенный Домициан разом выбьет из него дух и, поднявшись на колени, простер к нему руки с мольбой.

— Послушай меня, государь, прежде чем ударить! Ты, конечно, можешь убить меня в своем праведном гневе, и я должен быть счастлив умереть от твоей руки, но, грозный господин, помни одно, что если ты убьешь меня, то никогда не разыщешь «Жемчужины Востока», которую ты так страстно желаешь!

— А-а, — воскликнул Домициан, — «розга — мать благоразумия». Итак, ты можешь разыскать ее?

— Конечно, если у меня будет время. Человек, который мог уплатить 2 миллиона сестерций за одну невольницу, нелегко может укрыться!

— Два миллиона сестерций? Это любопытно! Расскажи мне об этом. Эй, рабы, отдайте ему одежды, да отойдите, только не слишком далеко!

Сарториус дрожащими руками накинул на свои окровавленные плечи и спину одежды и затем рассказал, как происходили торги.

— Что мог я сделать? — докончил он. — У тебя, господин, было слишком мало наличных денег!

— Что делать, дуралей?! Ты должен был купить ее в кредит и затем предоставить мне сговориться о цене. А Тита я бы обошел и перехитрил. Но теперь вопрос в том, как править дело. Как ты его поправишь?

— Это я увижу завтра, господин! Я постараюсь разузнать, куда девалась эта девушка, а там, тот, кто ее купил, может и умереть, тогда остальное уже не трудно!

— Умереть он, конечно, должен, кто осмелился похитить у Домициана его любимицу! — воскликнул царственный тиран. — На этот раз я пощажу тебя, Сарториус, но знай, что если ты вторично не успеешь исполнить моего желания, то и ты умрешь и даже еще худшею смертью, чем полагаешь! О, боги! Почему вы так немилостивы ко мне?! Душа моя уязвлена и нуждается в утешении поэзии. Эй, рабы, разбудите этого грека, вытащите его из кровати и приведите сюда, пусть он прочтет мне о гневе Ахиллеса, когда у него похитили его Бризеиду, судьба этого героя сходна с моей судьбой!