Подумав так, она решила найти себе спутника и покинуть с ним город, а потом без разрешения отца сочетаться с ним браком. Одним словом, сын лелеял преступные мысли, а дочь задумала пустую затею. И в ту же ночь, когда знойное солнце, словно барабан, скрылось на западе, когда Зухра-музыкантша стала играть мелодию в небесном дворце, сын и дочь на пиру у отца на все лады стали воздавать хвалу его доблестям и достоинствам. Пиршество было в разгаре, дружба и любовь так и расцветали. Искусные музыканты ударили по струнам барбатов и чангов, сладкоголосые певцы затянули громко песни. Одни столь прекрасно играли на руде,[379]
что из родников глаз полились ручьи слез. Другие извлекали такие звуки из тара, что вязали веревкой шеи сердец, невольницы струнами мизмара[380] вышивали по сердцам, рабыни на мусикаре сжигали души, луноликие виночерпии беспрерывно подносили напиток магов и любовное вино, добронравные певцы газелей развязывали узлы горя на груди тех, кто лишился сердца. Одним словом:Была на пиршестве плясунья, прекрасная танцовщица, которую по-индийски называли патр. Красоту ее невозможно описать, совершенство ее нельзя изобразить. Она выделывала такие колена, плясала так плавно, выбивала дробь столь четко, что казалась куропаткой, красовавшейся у ручья пиршества раджи, или же фазаном, изящно выступавшим на пиру у правителя. Глядя на красоту ее движений, люди теряли рассудок. От изгибов ее тела души присутствующих низвергались в пропасть. Стоило ей поднять руку, как обитатели земли падали ниц, стоило притопнуть ногой, как она попирала сердца всех жителей мира. Ее стремительные, словно молния, телодвижения в мгновение ока приковывали взоры смотрящих. Взглядом своим она могла оживить мертвеца, усопшего сто лет назад. Луноликая танцовщица плясала всю ночь, и никто не мог оторвать от нее глаз. Наконец, когда осталась четвертая часть от ночи и забрезжил ложный рассвет, нарциссы очей танцовщицы стали смыкаться от утреннего ветерка, ноги ее стали подкашиваться, она начала ступать невпопад, ей уже не удавалось танцевать так плавно и изящно. Старый музыкант, ее учитель и наставник, глава и предводитель всех музыкантов испугался за свое благополучие, так как именно под конец пира они получали дары и приношения, вознаграждение и оплату. Он решил, что девушка притворяется больной, ленится и спотыкается, словно те, кто опохмеляется утром. А раджа между тем не мог оторвать от нее взгляда. И тогда учитель громко, на своем особом языке, пленительными напевом и мелодией стал вдохновлять танцовщицу, внушая ей такие мысли: «О дочь моя! Ты видела много тягот, испытала много трудностей. И вот ночь на исходе, а птица сна вылетела из гнезда хмельных очей. В этот час, в эту пору ласки и милосердия, в это время даров и поощрения выступай еще лучше и пленительней, ни в коем случае не выказывай усталости и слабости. От ночи осталось немного, скоро погаснут свечи, О дочь моя! Много прошло, осталось мало. И вот ради этого малого не ленись и яви свой стан, словно кипарис на лужайке и самшит в саду».
Танцовщица, услыша от учителя такие песни, послушно повиновалась ему, проснулась от сна молодости и дала глазам строгий наказ не дремать. Она стала хитроумно переставлять ноги и пробудила заснувший соблазн. И снова исторгла у всех присутствующих крики волнения и восторга.
Сыну и дочери раджи также ведом был тайный язык музыкантов, они понимали слова этого наречия. Они услышали, как старый музыкант пробудил юную танцовщицу, и отказались от своих преступных помыслов, подумав так: «Назидания, сказанные старцем девушке, пробудили также и нас, заставили очнуться. Ночь жизни нашего отца также приближается к концу, утро ухода уже брезжит, луна и звезды его счастья уже заходят. Прошло уже много, осталось мало. Легко догадаться, сколько он будет еще жить и сколько пребудет в этом мире. В индийских пословицах ведь говорится: «Легко узнать, сколько пропляшет жена, которая вступает вслед за мужем на костер». Мы не станем поспешностью в этом деле навлекать на себя возмездие, чтобы в день Страшного суда не стыдиться перед отцом за грех и преступление».