Жемчужины Подмосковья

По дороге в Голышкино думаешь не только о поэте Алексее Толстом, запечатлевшем места эти в звучных, озаренных вспышками давних сражений балладах, но и о другом поэте - Аполлоне Николаевиче Майкове. Голышкино-Никольское - родовое именье Майковых. Прапрадед Аполлона Майкова дружил с Федором Волковым и помог ему основать первый русский публичный театр (в Ярославле). Дед Майкова служил директором театра, писал стихи, был академиком живописи.

Аполлон Майков родился в Москве в 1821 году и первые двенадцать лет, до переезда в Петербург, жил с весны до осени в Голышкине-Никольском или другом имении родителей - Чепчихе, что близ теперешнего Солнечногорска. Биографы ноэта утверждают, что в Голышкине Майков жил чаще, и именно го-лышкинские впечатления отражены в его прекрасных стихах о родной природе. А впечатления эти яркой, нетускнеющей полосой прошли через всю жизнь, через все творчество поэта. И одно из лучших стихотворений поэта - «Рыбная ловля» - начиналось строкой:

«Себя я помнить стал в деревне под Москвой».

Но вот и Голышкино. Шумит старый парк, как в сказке, стоит полуторавековая лиственница, видевшая дружную семью Майковых.

Неярка и даже сурова чисто русская краса здешней природы, воспетая Майковым:

«Картины бедные полуночного края!

Где б я ни умирал, вас вспомню, умирая…».

Края эти (Абрамцево совсем недалеко!) прославлены кистью Остроухова, Поленова, Нестерова. И Виктор Васнецов, что писал тут сумрачный грозовой фон для своих «Богатырей», словно слушал тревожную музыку давно отгремевших боев древнего Радонежа…

Темные еловые леса стеной подступают к майковской деревне. Войдем в них. Там, в чаще, настоянная хвоей прохлада. Привольно растут травы и грибы. Сразу невольно вспоминаешь из майковского «Пейзажа»:

«А красных мухоморов ряд, Что карлы сказочные спят».

Да, здесь все говорит о майковских стихах. И даже вон та, заветная, манящая голубая даль за полями, у линии далекого-далекого горизонта. Не она ли виднелась, не она ли манила мальчика с самой ранней весны? Помните?

«Мне в душу повеяло жизнью и волей! Вон - даль голубая видна… И хочется в поле, широкое поле, Где, шествуя, сыплет цветами весна».

След поэта хранится еще и поныне. Он в трепетных, неумирающих красках и звуках родной ему природы, которая паи еще ближе и родней оттого, что он воспел ее так проникновенно.

Зеленый дом Дениса Давыдова

Почти безвыездно семь последних лет жизни, начиная с 1832 года, славный поэт-партизан Денис Васильевич Давыдов провел в своем подмосковном имении Мышецкое, что вблизи города Красная Поляна и трех озер - Круглого, Долгого, Нерского. «Очень живописная местность» - подчеркивают справочники.

«Почти безвыездно»… А ведь был он и легендарный лихой рубака, и яркий веселый поэт. Лишь иногда в его стихах, как облачко дыма гусарской трубки, промелькнет тучка меланхолии. И снова стихи, воспевающие свободу, любовь и беззаветную преданность отчизне, героизм, искристое вино, беспечность и рыцарское отношение к женщине. Стихи, сочиненные на коне при свете костров, на бивуаках между сражениями.

Вот краткий перечень кампаний, в которых участвовал воин-поэт, составленный самим Денисом Давыдовым в письме к В. А. Жуковскому: «1. В Пруссии в 1806 - 1807 гг.; 2. В Финляндии в 1808 г.; 3. В Турции в 1809 - 1810 гг.; 4. Отечественная война 1812 г.; 5. В Германии в 1813 г.; 6. Во Франции в 1814 г.; 7. В Персии в 1826 г.; 8. В Польше в 1831 г.».

Что же заставило Дениса Давыдова семь лет жить почти безвыездно в Мышецком?

Несмотря на подлинный патриотизм, он всегда находился на подозрении у правительства, не жаловавшего певцов свободы. Герой Бородина и многих других боев Отечественной войны 1812 года, он в следующем, 1813 году, был отстранен от командования за самовольное взятие Дрездена без согласования с начальством. Через 13 лет, выказав новую храбрость, теперь уже в кавказских делах, Денис Давыдов увольняется новым главнокомандующим генералом Паскевичем, назначенным Николаем I вместо слишком независимого генерала Ермолова.

С тех пор и живот поэт-партизан в Мышецком, по собственному выражению, «почти безвыездно», поправляет «здоровье… потрясенное не на шутку мерзостью господина Паскевича». Предается воспоминаниям, сочиняет мемуары, стихотворения «Партизан», «Бородинское поле» и горько сожалеет временами, что вынужден сидеть, тогда как кровь кипит, сильны еще руки, сжимающие саблю, п остер глаз.

«Давно ль… Но забвеньем судьба меня губит, И лира немеет, и сабля не рубит».