Жемчужная рубашка. Китайские новеллы

Учитель этот давно уже был приглашен в дом старика Ни и обучал сына Шаньцзи. Ни Шоуцянь решил, что удобнее всего будет, если его младший сын станет учиться вместе с его внуком. Но оказалось, что Шаньцзи на этот счет был совсем другого мнения.

Шаньцзи был недоволен уже тем, что мальчика назвали Шаньшу, и тем самым он стал в один ряд с ним, как с братом. Далее он вовсе не хотел, чтобы Шаньшу учился вместе с его сыном – ведь тогда его собственный сын должен будет называть этого мальчишку дядей, привыкнет к этому с детства, а потом тот, пользуясь своим положением, станет верховодить. Шаньцзи решил отдать сына другому учителю и в тот же день перестал под предлогом болезни пускать его на занятия. Вначале старик Ни думал, что внук действительно болен, но через несколько дней учитель сказал:

– Не понимаю, в чем дело, ваш старший сын пригласил другого учителя для своего сына, и со мной теперь занимается один ваш младший сын.

Услышав это, старик Ни пришел в негодование. Он хотел было тут же пойти к сыну и спросить его, что, в конце концов, происходит, но потом раздумал. «Да… Уж если таким уродился, бесполезно с ним и толковать. Пусть делает что хочет», – рассудил он и, возмущенный, обиженный, отправился к себе.

По дороге он споткнулся и упал. Жена, госпожа Мэй, поспешила поднять его. Старика посадили на кровать, но он уже был без сознания. Послали за лекарем. Тот сказал, что это удар, напоил больного имбирным отваром, привел его в чувство и не велел вставать. Старик Ни был разбит параличом, лежал неподвижно в постели, не в силах даже пошевельнуться, однако мысль работала ясно. Жена не отходила от него, варила ему бульоны и лекарственные отвары и ухаживала за ним со всем усердием. Но лекарства не помогали, и как-то, пощупав у больного пульс, лекарь сказал:

– О выздоровлении уже не приходится говорить. Остается только стараться как-нибудь продлить его дни.

Узнав, что отец болен, Шаньцзи несколько раз приходил проведать его. По тяжелому положению, в котором находился Ни Шоуцянь, он понял, что старику уже больше не подняться. Тогда он начал покрикивать, направо и налево, раздавать почем зря оплеухи, – словом, напустил на себя вид полновластного хозяина в доме. Это раздражало старика, выводило его из себя, а его жена, глядя на все это, только плакала. Ни Шоуцяню было так худо, что даже маленький Шаньшу перестал ходить в школу и оставался все время возле отца.

Понимая, что положение его безнадежно, Ни Шоуцянь призвал к себе старшего сына, достал тетрадь, в которой было переписано все имущество, земли, значилось общее количество слуг, сумма денег, отпущенных в долг, и прочее, и сказал сыну:

– Шаньшу сейчас только пять лет, и он сам нуждается в том, чтобы о нем позаботились, а госпожа Мэй молода и вряд ли сумеет управлять домом. Поэтому нет смысла выделять им какое-то имущество. Все я передаю тебе. Но если Шаньшу будет жив и здоров, то, когда он станет взрослым, ты уж, ради меня, подыщи ему жену, помоги жениться и удели ему какой-нибудь небольшой домик да хорошей земли *му пятьдесят-шестьдесят, чтобы ему не пришлось терпеть голод и холод. Обо всем этом я написал здесь, в тетради, и пусть она послужит тебе документом при разделе… И вот еще что: если госпожа Мэй решит снова выйти замуж, то пусть идет, если она захочет жить одна с сыном, пусть живет, не нужно ее неволить. Ты будешь почтительным сыном, если сделаешь все так, как я велю… Тогда я смогу *умереть с закрытыми глазами.

Шаньцзи просмотрел тетрадь и увидел, что там все записано тщательно и сказано ясно.

– Не беспокойтесь, не беспокойтесь, батюшка, я все сделаю так, как вы велите, – говорил он и, радостный, с тетрадью в руках удалился.

Когда Шаньцзи ушел, госпожа Мэй, указывая на мальчика, со слезами на глазах проговорила:

– А этот что же, не родной ваш, что ли? Вы все отдали старшему сыну. А мы на что будем жить?

– Ты ничего не знаешь, – ответил ей старик. – Я ведь вижу, что у Шаньцзи недобрая душа. Раздели я поровну имущество и землю, мальчику нашему, чего доброго, и с жизнью пришлось бы расстаться. Вот я и решил: уж лучше все отдать старшему, пусть остается довольным и не таит в душе зависти и злобы.

– Так-то оно так, – отвечала госпожа Мэй, – но ведь исстари известно, что между сыновьями не делают различий, от первой жены они или от вторых жен. А уж так неравно разделить имущество значит стать посмешищем в глазах у людей.

– Не до людских толков мне теперь, – ответил старик и продолжал: – Ты ведь еще совсем молода, и пока я жив, лучше отдай нашего сына на попечение Шаньцзи. А когда я умру, через полгода или там через год, найди себе какого-нибудь богатого и хорошего человека и выходи за него. Позаботься о себе, об остатке своей молодости, и не живи ты здесь, чтобы не терпеть от них обид и униженья.

– Что вы говорите! – воскликнула госпожа Мэй. – Я ведь из приличной, образованной семьи. Женщина следует за одним до конца своих дней. А у меня к тому же есть сын. Как же я его брошу? Нет уж, так или иначе, а я останусь с сыном и ни за кого замуж не пойду.