Жемчужница (СИ)

Мужчина длинно простонал, протирая лицо ладонями, надеясь снять с себя вуаль усталости и непонимания.

Может быть, лучше всего — поговорить с самой девушкой?

Но сначала надо пройтись. Тики вдохнул и выдохнул, стараясь выровнять сбившееся сердцебиение, и пошел медленнее, сворачивая снова на улицу, по которой они гуляли сегодня, и спускаясь к реке. Близость воды всегда позволяла ему успокоиться и разобраться в себе хоть немного, поэтому он сюда и пришел.

В траве трещали сверчки и то и дело заметно было как ползают маленькие цветные ящерки.

Мужчина сел, скрестив ноги, и потер руками лицо.

Если Алана была влюблена в него, то… почему она не сказала? Неужели потому же, почему молчал и сам Тики? И стоит ли действительно говорить с ней, или лучше оставить все так, как есть?

Но если оставить как есть — правильно ли он поступит? Ведь Алана… она же явно не просто так интересовалась прикосновениями, верно? Она же наблюдала, изучала — он это видел. И она… неужели хотела так прикоснуться к нему?..

Мужчина вздохнул (какой уже это был вздох по счету, и когда он настолько часто стал вздыхать по женщинам, о ветер и море?) и устремил взгляд на бегущую воду.

Это было совершенно невероятно, вот дракон! Как он мог так вляпаться в это приключение, а?

Микк вскочил, не усидев на месте больше десяти минут, и заходил на месте.

Наверное, надо было вернуться… Он ведь ушел уже довольно поздно, и сейчас уже солнце почти зашло. Все будут… волноваться.

И Алана… она тоже будет волноваться, не так ли?

Тики устало выдохнул, всё же направляясь к таверне и испытывая странное желание не появляться там как можно дольше, и через несколько минут блужданий и оттягивания момента встречи с компанией остановился перед деревянной дверью.

Хотелось спросить совета у Маны (и потребовать объяснения, почему он ничего не сказал, хотя явно всё знал), но тот не выходил из комнаты сегодня весь день, а потому тревожить и волновать его не хотелось — очевидно, предаётся самобичеванию и размышляет над тем, что делать с Неа дальше. Тики не горел желанием помогать ему в этом непростом деле — у него и своих проблем оказалось достаточно. Хотя можно ли было назвать проблемой чувства русалки, в которую мужчина и сам был влюблён?

О дракон, когда всё стало таким сложным?

В таверне было шумно: вечером людей всегда было больше, они веселились и распивали вино, дочери хозяйки бегали по залу с блюдами, а Алана с Изу и Неа обнаружились в самом дальнем углу, что было для брата удивительно, потому что тот никогда не любил прятаться от публики.

Но когда Тики подошёл к ним ближе, все стало ясно: Алана вырисовывала на столешнице водяные замки, скорее всего, показывая заинтересованно приоткрывшему рот Изу дома, которые строятся у морского народа. В Империи никто не мог использовать водную магию, а потому сразу становилось понятно, что если девушка на это способна, то она была русалкой.

— Тики, — обрадованно воскликнула Алана, когда мужчина присел рядом с ней уже скорее по привычке, чем по собственному разумению, — ты вернулся, — счастливо улыбнулась она и уже порывалась коснуться его, как вдруг замерла, на мгновение непонимающе помрачнев, и вернулась к творению волшебства. — А я тут рассказываю про столицу нашего царства, — девушка хохотнула, и Микк неохотно перевёл взгляд с её нежной шеи на стол, где была изображена огромная скала с выдолбленными внутри коридорами, площадями, статуями и домами.

Мужчина натянуто улыбнулся и кивнул в знак того, что понял.

— Это царский дворец? — спросил он, показывая взглядом на рисунок на столешнице, и девушка кивнула в ответ, отвечая ему такой же натянутой улыбкой.

Наверное, ее беспокоило то, что с его душой происходило что-то? Что, интересно?

Алана продолжила свой рассказ, заметно поникнув и как будто даже растеряв всю охоту, но все равно не замолкая, и заговорила про подводных мастеров по камню. По ее словам, многие из них были способны вырубать не только портреты или пейзажи, но даже целые истории.

— Сейчас у нас уже нет книг, потому что в воде это все, естественно, не приживается — размокнет ведь, а на суше мы бываем очень редко, поэтому используем очень тонкие пласты камня, — ее голос лился, лился подобно быстрой реке, и Тики ощущал себя почти что счастливым рядом с ней.

С одним только «но» — он совершенно не предоставлял, как ему заговорить теперь с девушкой. Даже не о том, что его волнует — заговорить вообще, на любую тему. Язык не ворочался во рту, как будто распухнув, а мысли были такие медленные и неповоротливые, что страшно.

Как он хотел сказать ей? А что — услышать от нее?

Тики вслушивался в размеренный тон голоса русалки и всеми силами старался ее не касаться лишний раз, потому что после слов Лави ему казалось — еще немного, и он взорвется.

Может, действительно предложить ей остаться с Маной и Неа, а самому забрать Изу и рвануть вперед? Отчитаться старику, что русалка едет к нему со всеми почестями, получить какое-нибудь новое дело и забыть обо всем этом как о сне. Как о прекрасном сне из тех, что снятся перед рассветом.

И уйти в свой рассвет.