Жемчужница (СИ)

– Они поссорились, и не поделенный бедняга чуть не утонул, – Алана с непередаваемым выражением лица развела руками. – В общем, расплевались и расстались. А когда отцу пришла пора искать себе жену – угадай, куда он отправился? В восточную провинцию, разумеется. Публично попросил у нее руки и обещал вечную верность, – здесь девушка вновь погрустнела, и ее улыбка стала еще более нежной, чем до этого. – А потом начались какие-то толки среди народа – что, дескать, одна русалка, пусть она хоть три раза будет царица, не обеспечит двор наследниками. И… мама сама собрала отцу гарем. Элайза тогда была уже достаточной взрослой – и единственной их дочерью и наследницей, – поэтому очень хорошо все это помнила и очень часто об этом говорила. Говорила, наша мать была не только любящей женщиной – но и настоящей царицей.

Мана заворожённо слушал её плавную речь, замечая, что и Изу отвлёкся от игр с Тимом, полностью сосредотачиваясь на истории, и поражённо выдохнул, когда Алана посмотрела ему в глаза – нежная, красивая, прекрасная в своей ласке и мягкости. Неудивительно, что Тики так любил её, так желал уберечь от всего на свете, так хотел не отпускать от себя.

– А как звали твою мать? – выдохнул он, искренне желая знать имя это великолепной женщины, полностью отдавшей себя мужу, даже согласившейся делить его с другими женщинами, и всё во благо государства.

Алана улыбнулась со светлой грустью, прикрыла глаза и шепнула так, словно очень давно не произносила этого имени:

– Анита. Её звали Анитой, и отец ужасно любил её. Любил так сильно, как никого больше, – она взглянула вверх, на светлое голубое небо, и вдруг хохотнула. – И это удивительно, на самом деле, потому что отец у меня распоследний бабник, норовящий сорвать плавники с каждой встречной красавицы, – рассмеялась девушка, замотав головой.

Мана рассмеялся – потому что его отец был совсем не таким, потому что он отдавал себя семье и после смерти матери женщинами совершенно не интересовался. Сначала – он очень глубоко переживал в себе ее смерть, и из-за обряда эта смерть, она отравляла и его самого. А потом… потом он просто решил, что раз дети – это все, что у него осталось от Катарины, он должен подарить себя им.

Так и произошло. И именно это, как подозревал Мана, еще позволяло ему продолжать жить и править – то, что они с Неа живы и относительно здоровы.

– Я бы очень хотела быть на нее похожей, – Алана мягко потрепала Изу по голове, привлекая его к себе и целуя в макушку, – но я… я бы так не смогла. Для этого я слишком слаба и слишком… В общем, – она хмыкнула, – для меня важно, чтобы мои близкие были рядом, и не надо было делить их с кем-то.

Мужчина улыбнулся.

– Должен сказать… – он снова растерянно потер шею, - ты и в самом деле похожа на нашу с Неа маму. Она меня даже по щеке всегда гладила так, как это ты сейчас делаешь. А Неа… о, он просто обожал с ней обниматься или устраивать голову на ее коленях. Она читала сказки – и так он и засыпал. И обычно просыпался рядом со мной, – здесь Мана прыснул. – Я, видишь ли, был очень слаб в детстве, и мама часто приходила меня развлекать и приводила с собой сверхактивного Неа. Тот устраивался на кровати головой на ее коленях и засыпал, пока она мне читала. И когда просыпался – всегда падал с кровати, потому что сон у него тогда был ужасно беспокойный – он постоянно бежал куда-то, словно еще не наскакался с Тики за день!

Алана расхохоталась и спрятала улыбающееся лицо в ладонях.

Изу, с нахмуренным видом силящийся уловить все слова, хохотнул следом, прижимаясь к девушке, зарываясь лицом ей в живот, невероятно маленький и хрупкий для своих десяти лет, и пробормотал что-то еле слышно, на что русалка прыснула и порывисто обняла мальчика, проводя носом по его шее и вырывая из ребёнка заливистый смех.

Мана с улыбкой проследил за этой сценой – какой-то очень семейной, полной нежности и ласки, и краем глаза заметил, каким неприязненным взглядом наградил их Лави, когда ещё и Тим присоединился к этой идиллии, и решил ничего не думать об этом. Отношения парня с Аланой были такими же глубокими и страшными для него, как и тайны девушки, покоящиеся на дне её глаз, а потому лезть в них он совершенно не хотел.

Через несколько минут к ним подошёл Тики с котелком, от которого поднимался ароматный пар, и Изу восторженно потянул носом, норовя соскочить с рук русалки и явно ошпариться о кипяток.

Алана рассмеялась, зарделась – и потянулась за поцелуем. Мана засмотрелся на них и едва сдержал огорченный вздох. Выглядело происходящее совершенно идиллично, и мужчина был рад, что Тики стал частью такой семьи – маленькой, разношерстной, но своей собственной. Изу смерил своих взрослых сияющим взглядом и крепко сжал кулачки, словно это могло помочь ему сдержаться и не мешать ритуалу утренних нежностей, дожидаясь своей очереди.