Бродкорт тотчас сделал заключение, что эта чувствительная женщина боится своего мужа. Он заметил страх в ее глазах, когда спрашивал о том, как она спит. И вот теперь — опять. Он поговорил с ней о том о сем, а потом попросил ее позвонить в колокольчик и вызвать слугу, чтобы тот позвал в комнату мистера Уокера. Доктор наблюдал за ней, когда в комнату вошел Мейкпис, и сразу заметил, что лицо ее стало совершенно невыразительным, как цветок, потерявший все лепестки. Она вяло отвечала мужу, как бы замкнувшись в себе, и забыла предложить ему чашку чаю, пока он сам не напомнил об этом.
Доктор Бродкорт сообщил Мейкпису свое мнение, когда они остались наедине:
— Странное поведение вашей жены объясняется ее беременностью. Многие женщины в положении ведут себя точно так же. Сейчас она питает отвращение к своим супружеским обязанностям, что опять-таки характерно в ее состоянии. Но после рождения ребенка все опять придет в норму. Вам не о чем беспокоиться, но я советую воздерживаться от половой жизни до родов. Угождайте и балуйте ее, сэр. Она нервная женщина по натуре. Ее состояние только ухудшится, если вы не будете проявлять терпение.
Мейкписа неприятно поразили упреки доктора. Он полагал, что проявляет дьявольское терпение по отношению к Анне. Ни один другой муж не может быть так предан своей жене и так жаждать рождения наследника, как он.
Вскоре после визита врача Анна почувствовала ребенка. Это случилось утром, когда она прогуливалась вместе с Мейкписом. Она хотела пойти в сад. Но этот человек, называющий себя ее новым мужем, не пускал ее туда, хотя она и объясняла ему, что с садом у нее связаны самые романтические воспоминания тех дней, когда она невестой приехала в Сазерлей.
— В чем дело, Анна? — спросил он, когда она остановилась на длинной дорожке, по обе стороны которой росли кустарники и весенние цветы.
Ее лицо выражало блаженство. Она смотрела в небо, держась руками за живот.
— Наш ребенок шевелится, — сказала она Роберту.
Тогда человек стоящий рядом, имя которого она не всегда могла вспомнить, приглушенно вскрикнул от радости. Уведя ее за живую изгородь, он бесцеремонно залез под юбки рукой и прижал ладонь к животу, чтобы проверить: так ли оно на самом деле, как утверждает она. Однако, пошевелившись немного, ребенок затих. Этот человек ничего не почувствовал. Она вдруг испытала такое отвращение к нему, что потеряла сознание. А когда открыла глаза, то увидела, что находится в доме, и Джулия машет у ее носа ароматными травами.
В ту ночь, сгорая от желания поскорее подняться на чердак, к Роберту, она не проверила, спит ли Мейкпис. Обычно он засыпал как только закрывал глаза. Теперь же, лежа в постели, он слышал шевеление ребенка в утробе Анны, и это возбуждало его. Его рука все еще лежала на ее животе, и он находился лишь в полусонном состоянии, когда Анна выскользнула из постели. Он подумал, что она отлучилась по нужде — в одном из гардеробов находился специальный стул, приспособленный для подобных целей, — но, когда услышал, как за ней закрылась дверь, понял — жена вышла в коридор.
— Анна? — он приподнялся на локтях, надеясь что она услышит его голос и вернется. Когда этого не случилось, он сбросил с себя одеяло, сунул ноги в шлепанцы и накинул халат. В коридоре, тускло освещенном одной свечой, Мейкпис не обнаружил никаких следов жены. Он дошел до самой лестницы, но Анны нигде не было видно. Тогда Уокер открыл дверь в Длинную галерею, но в ней все было тихо и спокойно. Недоумевая, он пошел по коридору в северном направлении, где имелась дверь, которой почти не пользовались, ибо она вела на чердак. Мейкпис не мог понять, что могла делать там его жена.
И вдруг в его мозгу возникли подозрения: что, если Анна тайно навещает своих родственников? Он по-своему понял совет доктора Бродкорта о том, что ему следует беречь жену, и не выпускал ее из восточной части дома, где она могла общаться исключительно с ним одним. Его долгом было следить за тем, чтобы она не переутомлялась и не расстраивалась. Кэтрин по большей части плохо себя чувствовала, и это угнетающе действовало на Анну. Вследствие этого Мейкпис запретил жене ходить к старой леди.
— Я забочусь о нашем будущем сыне: это поважнее, чем состояние старухи, — заявил он Анне однажды.
Теперь же он обнаружил, что она бросила вызов его воле. Он бросился к двери и распахнул ее настежь. В слабом свете свечи, которую она держала в руках, Анна походила на призрак. Она уже поравнялась с лестницей, ведущей на чердак, и, по мнению Мейкписа, направлялась в западное крыло дома.
— Подожди! — его громкий голос прозвучал в полной тишине, как пушечный выстрел, и эхом прокатился вдоль панельных стен. Она обернулась и с ужасом посмотрела на Уокера. Свеча выпала из дрожащей руки, и Анна бегом бросилась к лестнице, которой пользовались исключительно слуги.