Науку быть аристократом он прошел, да только себя одолеть не смог, ибо его, словно огонь, начала пожирать безумная страсть, которая волновала, пугала, а иногда доводила до ужаса. То была любовь к принцу. И чем противнее она казалась ему самому, тем меньше оставалось в нем сил противостоять ее постыдному пламени. Кроун страдал. Неистово. Он дошел до того, что стал бояться самого себя. Своих чувств. Заложенные природой склонности до того разрывали его душу, что он уставил свои покои статуями обнаженных греческих богов, созерцание которых успокаивало его. Но Кроуну, как истинному ханже, везде, всегда и при всех хотелось казаться истинным мужчиной.
Вот и сейчас к нему подошли двое раскрашенных мальчишек в масках и с голыми животами.
– Жизнь пахнет розами и ландышами, сеньор? – писклявым голосом сказал один из них.
– Ландыши появляются только весной, а розы имеют шипы, – грозно ответил Кроун. – Идите, мне не до вас, – выдохнул он, избавляясь от тяжкого соблазна погладить нежное тело юноши, запустить руки в его светлые кудри и ощутить блаженство. Возможно, он не пойдет дальше и щедро заплатит мальчишке, но, сколько сладостных минут подарил бы ему этот «грязный» и, в общем, равнодушный Амур.
В зале ридотто (казино) стоял приятный сумрак, несмотря на множество свечей, стоящих в роскошных люстрах. Стены были обиты красной материей, мебель сияла малиновым бархатом, а за расположенным у стены столом, сидели венецианские патриции в масках и париках. Их напудренные лица и накрашенные губы были сосредоточены – ведь они играли на деньги! И сами они как будто бы воплощали своим видом карты, в которые играли! Вокруг ходили полуголые девицы в корсетах и высоких париках, наряженные в клоунов голодные мальчишки и непонятные создания в черных плащах.
Только Кроун казался внешне спокойным. Ненавидевший пудру и парики, он надел только черную блестящую маску, закрывающую половину его лица. Ставки он делал небольшие, но природная хватка и обыкновенное жульничество помогали ему почти все время выигрывать. Но не для этого Кроун посещал ридотто. Как ни странно, оно очищало его. Ему казалось, что все эти люди вытаскивали из его души пагубные страсти и пускали их гулять по красному ковру. Кроуну было приятно, и он чувствовал себя добродетельным, ибо все его пороки сидели с ним рядом, гуляли перед его глазами в виде смешных коломбин с красными, как спелые яблоки, щеками; карнавальных персонажей в перьях и масках; наряженных чудищ с рогами и смешных, похожих на обезьян, карликов.
Но сейчас Кроун думал о принце, а, следовательно, о своей судьбе.
Последние события совершенно не вписывались в раз и навсегда заведенный им порядок. Этот ужасный цирк, который устроила Фаустина, оторвав статуе Нарцисса детородное место. Хохот принца. Эта складка под нижней губой, придающая его нежному, почти женскому лицу, суровый вид. А появившиеся высокомерные нотки приводили в ужас Кроуна, который приложил все силы, чтобы оградить принца от общения с внешним миром. Он хотел создать иное королевство, где будут править он и принц Перль. Но кто-то помешал. Видимо, в этом замешана его умершая мать. Ведь, по его мнению, она была колдуньей и, лежа в гробу, своими кружевными перчатками дважды обожгла ему пальцы. После этого Кроун испугался хоронить ее. Да, та империя, которую он хотел построить для себя и принца, дала трещину.
На ковре перед столом стоял карлик, одетый в широкий комбинезон с цветными ромбами. Сделав головокружительное сальто, он сорвал кучу аплодисментов, а Кроун снова выиграл несколько лир.
– Вам постоянно везет, сеньор, – вежливо отметил его сосед, приятный темноглазый молодой человек. Одет он был не так кричаще, как все, однако богатая отделка сюртука и кольца на пальцах выдавали его высокое происхождение. – Не поделитесь секретом?
– Отчего же не поделиться, сеньор, – вальяжно ответил Кроун, принимая позу добропорядочного аристократа из высшего общества. – Не думайте о выигрыше, и удача сама придет к вам.
– Но сидя за игорным столом, трудно думать о чем-нибудь другом, – усмехнулся молодой сосед.