Жемчужный узел (СИ)

— Мы думали, что он сам виноват в той беде. Но он сказал, что ничего не сделал, однако кое-что слышал — два голоса, оба женских. Обладательница одного из них сейчас мертва, и обладательница второго может быть тому виной. Если он не соврал, конечно.

Женщина ещё немного помолчала, но уже не выжидающе, а задумчиво.

— Где, говоришь, и когда это было? — спросила вдруг.

— На другом берегу, бабушка. В лесу. Утром, дня три назад.

— А леший чего говорит?

Глаза Лизаветы широко распахнулись. Ей потребовалось усилие, чтобы голос звучал спокойно, будто она не поняла, к чему женщина клонит.

— Какой леший, бабушка?

— Ты у меня не юли. Думаешь, если народ молчит, то ничего не подозревает? Молодёжь догадывается, а мы, старики, всё равно что знаем, кто на том берегу живёт. И ты знаешь, раз у водяного за пазухой столько времени живёшь, и до сих пор не сбежала, сверкая пятками, да в водяницу не превратилась.

У Лизаветы перехватило дыхание. Она не была готова к такому повороту разговору, не знала, что ей сказать. Стоило ли всё отрицать? А может, признать — и посмотреть, что дальше будет?

— Если леший ничего не видел, ты у рыбаков спроси. Они поутру на свой промысел выходят, всё вокруг видят. Если кто-то со стороны деревни в лес ходил, они тебе скажут.

— Да мы, почитай, со всей деревней поговорили. Не знают они, бабушка.

— Знают-знают, — та почему-то не сомневалась. — Я же говорила: не нравитесь вы им, вот ничего и не рассказывают. Ты иди к Кузьме, что вон в том дальнем доме живёт. Вы же с ним ещё не разговаривали?

— Не разговаривали.

— Вот и славно. Иди, значит, к нему, но лучше не одна — этого своего возьми. И скажи, что Прасковья Никитична вас отправила. А если кочевряжиться будет, напомни, что я про него столько знаю, сколько жена родная не ведает.

Женщина ухмыльнулась так, что Лизавета поняла: в случае чего, она жене-то Кузьмы всё и расскажет. Кто бы мог подумать, что такая старуха могла держать в страхе здорового мужика!

— Бабушка… — Лизавета поднялась со скамьи, но напоследок обернулась. — Прасковья Никитична, а вы-то почему мне помогаете?

— Так я тоже неместная когда-то была. Такие как мы должны быть заодно.

Лизавета так и не узнала, правду ли женщина сказала, или только её часть. Спрашивать было не к месту, медлить — тоже, так что она лишь благодарно кивнула и отправилась к Ярославу. Он как раз вывернул на дорогу, и весь вид его говорил, что все попытки выяснить подробности того страшного утра обернулись провалом.

Теперь, когда та старая женщина сказала о рыбаках, Лизавета вдруг поняла — это было очевидное решение. Она покосилась на Ярослава, шагающего рядом с ней. Он выглядел таким умным, таким уверенным, что у неё и мысли не возникало спросить…

— Подобного рода убийства… они ведь редки в Нави?

Ярослав только угукнул себе под нос. Лизавета же кивнула: она подозревала подобный ответ, он укладывался в картину мира, который, словно мозаика, постепенно складывался у неё в уме.

— Значит, вам нечасто приходилось вести расследования?

— Что? — поглощённый собственными мыслями, Ярослав не сразу понял, к чему она клонит. — Нет. Если подумать, это первый раз за пару столетий. Да и тогда всё было проще: люди знали о существовании духов, и с ними можно было говорить открыто.

— Тогда виновен был человек? — Лизавета предположила наугад.

— Да. Это было в те времена, когда наши миры только начали разделяться. Если прежде нас считали всё равно, что богами, то теперь всё чаще почитали за демонов. Некоторые даже решали, что от нас лучше избавиться.

— Человек убил духа… из страха?

Княжич остановился, листва жалобно захрустела у него под каблуком. Когда он посмотрел на Лизавету, она поняла чувства своих предков: то, как Ярослав возвышался над ней — выше по росту, положению, опыту — вызывало желание потупить взгляд. Но она сдержалась.

— Из ненависти, — хлёстко произнёс он. — То была мавка. Человек решил, что она затянула под воду его младшего брата, но это было не так. Мы пытались объяснить, даже его собственный род пытался…

Голова Ярослава дёрнулась, челюсти сжались.

— Он решил, что она убила его младшего брата по собственной прихоти, и из мести сделал то же самое с ней. Как будто не знал…

— Чего? — Лизавета заглянула ему в лицо, поймала взгляд.

— Мавками становятся не от хорошей жизни, равно как русалками и водяными. Поэтому убивать нас — вдвойне жестоко.

И снова Лизавета чувствовала, что он уходит от ответа — Лад, Ольга, Инга, все они делали так же. Подходили к самому порогу, но не отваживались переступить и рассказать, каким именно образом стали тем, кем являлись. Лизавета была уверена, что в их прошлом скрывалась не только смерть.