Жемчужный узел

– Да не-е-ет. Все не так плохо. У нас трактир с комнатами держит Добрыня, мировой мужик! У него все чистенько, аккуратно, а жена как готовит! Тебе понравится.

– Но у меня совсем нет денег…

– Об этом не волнуйся. С Добрыней я договориться сумею.

Уверенность в его голосе смягчила Лизаветины сомнения. Она вообще на удивление быстро доверилась Ладу, хотя тот и был малознакомым крестьянским мальчишкой, на уме у которого могло быть все что угодно. Лизавета понимала это, но почему-то, ни секунды не задумываясь, вложила свои пальцы в его ладонь.

Лад управлялся с лодкой так, что становилось ясно: преодолевать озеро ему приходится каждый день, и не по одному разу. На другом берегу они оказались, по ощущениям, через считанные минуты. Весла царапнули дно, и Лад, отложив их в сторону, лихо перепрыгнул через борт. От прыжка разлетелись брызги, несколько капель упали Лизавете на юбку.

Открывшийся берег походил и в то же время отличался от того, где стояла изба Лада, Инги и Ольги. Здесь тоже был лес, но поредевший от тесного соседства с людьми. Кувшинок и непроходимых зарослей не оказалось. От воды можно было беспрепятственно добраться до лесной поросли, и дальше, по широкой, протоптанной тропе, в деревню.

Лизавета весь их короткий путь оглядывалась по сторонам и подмечала следы человеческой жизни: там от дерева остался лишь низкий пенек, тут к ветке привязана выцветшая, когда-то красная лента, здесь кто-то зацепился-таки за колючку и оставил кусок светлой рубахи. Чем ближе они подходили к деревне, тем больше становилось таких примет. Так что Лизавета не удивилась, когда они вышли из леса.

– Добро пожаловать в Караси. – Лад остановился, похоже, давая ей насладиться видом.

«Насладиться», впрочем, было не очень подходящим словом. После города Караси выглядели удручающе. В деревне не было привычных Лизавете двухэтажных домов – все сплошь приземистые избушки. Не было здесь и цветных стен, и красивых фронтонов, даже кружевными наличниками окна украшали не все.

«Не деревня, а унылое марево», – с тоской подумала Лизавета.

– Нам вон туда, – Лад ткнул пальцем чуть влево.

Там стоял, похоже, самый большой дом в Карасях. Тоже одноэтажный, но длинный, да еще и с пристройкой – для лошадей. Уже благодаря этому можно догадаться, что то был постоялый двор.

Лад придержал дверь, пропуская ее вперед – в темное, теплое помещение. Окон не хватало, чтобы осветить большой зал, лучины тоже плохо справлялись. Несмотря на ясное утро, внутри царил полумрак, лица редких гостей едва угадывались, равно как и кушанья в их тарелках. Лизавета невольно подумала, что так и было задумано, чтобы скрыть не самые лучшие блюда.

– Не стой на пороге. – Лад ткнул ее промеж лопаток, заставляя пройти дальше.

На мгновение показалось, что все взгляды прикованы к ней. Стало неуютно: Лизавета не могла рассмотреть выражения лиц, но сразу надумала, что они были неодобрительными, недовольными.

Лад же будто не замечал косых взглядов. Он пронесся через зал прямо к стойке, за которой стоял дородный, высокий мужчина с бородой, напоминавшей по форме топор. Тот как раз наливал что-то в огромную кружку, когда Лад резко остановился и громко хлопнул по столешнице. Мужчина вздрогнул – напиток расплескался.

– Ты какого… тут творишь?! – не стесняясь в выражениях, возмутился он.

– И тебе не хворать, Добрыня, – совершенно не испугавшись грозного окрика, легкомысленно улыбнулся Лад. – Позволь тебя кое с кем познакомить. Лизавета… Лизавета, чего ты там стоишь, иди сюда!

Опомнившись, та быстро подошла.

– Вот, это Лизавета.

– Оч-чень приятно, – она запнулась под суровым взглядом.

– И мне, – пробормотал в ответ Добрыня и сразу же перевел взгляд на Лада. – И чего тебе надо?

– Комнату, – по-прежнему не обращая внимания на явное недовольство собеседника, отвечал тот. – Для вот этой прелестной девы в беде. Она правда попала в очень неприятную ситуацию: очнулась на озере, а ничегошеньки не помнит. Говорит, была с батюшкой на каком-то постоялом дворе, а потом – все, не память, а дырка от бублика. Как сюда приехала, с кем, где ее отец, не имеет ни малейшего понятия.

– Досадно, – только тут Добрыня по-настоящему внимательно посмотрел на Лизавету. Она внутренне сжалась под его взглядом, но внешне страха не показала – или, по крайней мере, попыталась. – Как, говоришь, звать?

– Лизавета, – уже без запинки откликнулась та.

– Добрыня. – Он вытер руки о фартук и протянул одну для рукопожатия.

Маленькая ручка Лизаветы в ладони Добрыни почти утонула.

– И что, говоришь, вообще ничего не помнишь?

Она покачала головой.

– Но помнишь, как тебя звать-то, – отметил Добрыня. – А отец кто?

– Купец. Микула Баулин его зовут – может быть, знаете?

– Микула?! – оказалось, что Добрыня тоже может быть очень громким. – Отчего ж не знать! Почитай, с неделю назад от нас уехал, совсем недавно виделись. Так ты ж его дочка, что ли?

– Угу, – кивнула Лизавета.